Последние бои Вооруженных Сил Юга России

Брат вернулся из Харькова с сестрой Соней. Он не мог представить себе, что красные могут победить. Ему казалось, что наши скоро оправятся и начнут контрнаступление. Поэтому, опасаясь за отца, он уговорил его приехать на базу, где, по его мнению, отец мог бы благополучно переждать время отступления.

Но фронт рухнул. Выяснилась необходимость взять Екатеринослав, чтобы наши отступавшие от Фастова части могли бы соединиться с нами. После усиленной артиллерийской подготовки лихие казацкие конники проскочили по сохранившимся мостовым фермам и овладели переправой. Да, но скоро опять пришлось оставлять этот город, уже под напором красных. Потянулись один за другим на юг в Крым бесконечные составы. Не хватало паровозов. Наша батарея имела преимущество, располагая всегда паровозом. Один раз мы с боевой площадкой съездили даже на север в недалекий Павлоград, чтобы набрать водки в большом винокуренном заводе. В те месяцы мука и водка представляли собой огромную ценность. Поезд нашей базы удлинился необыкновенно — прицепляли столько, сколько мог увезти паровоз. Вагоны с зерном, мукой и даже с маслом и яйцами тянулись за нами в хвосте. Многие «станишники» везли под своими койками мешки с мукой и бутылки с водкой. К нам стали приставать некоторые отбившиеся от своих частей офицеры. Один дроздовский полковник Баранов вез с собой молодую жену. Другой приставший поручик застрелился в офицерском вагоне, почти на глазах у присутствующих, потрясенный, вероятно, разгромом Белой армии.

Наконец, засинели Сиваши и мы, перевалив Чонгарский мост, оказались в Крыму и, как нам казалось, в безопасности, потому что красная конница нас уже не могла обойти и отрезать. Но защищать Крым нам не пришлось. Оказалось, что установки наших пушек сделаны были недостаточно солидно, вследствие чего многие болты повыскакивали и мы должны были отправиться в Севастополь для исправлений. Новый двадцатый год мы встретили в Симферополе, где еще можно было купить вино и вкусные фруктовые и овощные консервы. Проводил его в своей солдатской компании. Вообще личных контактов с братом на службе у меня было мало. Если иногда я заходил вечером к нему в купе, то он приказывал угостить меня ужином или чаем с офицерской кухни, и этим дело ограничивалось.

По прибытии в Севастополь поезд нашей базы остановился на пристани Южной бухты, почти напротив старых броненосцев, стоявших намертво со взорванными котлами. Кто‑то на них все‑таки обитал, потому что было слышно, как били «склянки», то есть часы. Наша кормежка стала плохой, мяса почти не давали, а взамен его мы часто стали получать камсу (маленькие соленые рыбки). Служба стала ограничиваться несением караулов у чинившихся пушек да нарядами на кухню, но зато нас стал косить сыпной тиф. Этой осенью и зимой мы не могли избавиться от вшей, потому что в нашем поезде не было ни бани, ни камеры для выпаривания одежды. Мой друг Алеша умер, так как по перенесении сыпного тифа заболел возвратным, заразившись там же в околодке. Комбинация фатальная. Я тоже заболел, но удивительно, что возвратным, хотя сосед по койке перед этим заболел сыпным. Лежал я опять в дивизионном околодке и перенес четыре приступа. Очень жалел Алешу — гибель его казалась такой бессмысленной.

Моему брату удалось устроить отца священником в управление дивизиона, а сестру фельдшерицей, так что положение членов нашей семьи временно стабилизировалось. Защита Крыма укрепилась. Генерал Слащев проявил при этом необычайную энергию и храбрость. Случалось, что лично, только со своим конным конвоем, отбивал он проникшие на Крымский полуостров отряды красных. Починка наших пушек затянулась на все три месяца, и в этот период вынужденного отсутствия активности нашлись в команде два любителя стихотворчества, которые сочинили сатирическую поэму, направленную главным образом против тех, кто занимался присвоением брошенного на станциях имущества. Начиналась она так:

Мы третий день на фронте,
А всюду говорят,
Четвертая морская умеет воевать.
И лишь Махно заметит,
Снарядом туда метит,
Не думая, попал он или нет.
И если нам случится
Заметить, что вагон
Вином иль одеялами доверху нагружен,
Мы пломбы прочь срываем,
Совсем не рассуждаем
На тему, что сорвать иль не сорвать.

И так далее в этом роде. В первых строках здесь приведен намек на решительные действия батареи против Махно. В действительности это так, что в боях против него наша батарея, вооруженная теперь новыми скорострельными английскими пушками, иногда без прикрытия выдвигалась вперед и стреляла по махновцам прямой наводкой. На ровном месте и не очень больших дистанциях снаряды мгновенного действия, делая рикошет, рвались в воздухе, нанося большой урон противнику и наводя панику.