Последние Девушки

Его голос тоже выдает тревогу. Он наверняка сейчас думает о том, как через полгода после событий в «Сосновом коттедже» я настолько потеряла аппетит, что, в конечном итоге, оказалась на больничной койке, где меня принудительно кормили через трубочку. Помню, что, когда проснулась, Куп стоял у моей кровати и не сводил глаз с торчавшего у меня из ноздри узкого пластикового шланга.

«Не разочаровывай меня, Куинси, – сказал он, – в ту ночь ты выжила не для того, чтобы теперь так глупо умереть».

– Ничего страшного, – отвечаю я, – просто до меня наконец дошло, что не обязательно в одиночку съедать все, что я пеку.

– И как успехи? У твоей выпечки?

– Отлично. За последние три месяца у меня появилось пять тысяч новых подписчиков и еще один крупный рекламодатель.

– Здорово, – отвечает Куп, – рад, что у тебя все хорошо. Испеки как-нибудь что-нибудь для меня.

Подобно кивку головы, эта просьба стала для Купа еще одной константой. Так он говорит каждый раз, но это просто формула вежливости.

– Как Джефферсон? – спрашивает он.

– Неплохо. Управление государственной юридической защиты недавно назначило его ведущим адвокатом по крупному, многообещающему делу.

Я умалчиваю, что защищать придется человека, обвиняемого в убийстве полицейского в ходе неудачного антинаркотического рейда. К работе Джеффа Куп и так относится свысока, поэтому подливать еще больше масла в огонь нет никакой надобности.

– Рад за него, – говорит он.

– Сейчас он в отъезде, ему пришлось на два дня улететь в Чикаго, чтобы снять показания членов семьи. Он говорит, это смягчит присяжных.

– Хмм… – невпопад отвечает Куп. – Полагаю, предложения тебе он так и не сделал.

Я качаю головой. Я думала, что Джефф собирался сделать предложение во время нашего отдыха на Внешних отмелях, и рассказала об этом Купу. Но кольца все не было. На самом деле, из-за этого-то я и похудела. Я стала одной из тех девушек, которые ежедневно выходят на пробежку только ради того, чтобы влезть в воображаемое свадебное платье.

– Я все еще жду, – говорю я.

– Все будет.

– А как ты? – спрашиваю я, решая немного его поддразнить. – Нашел себе в конце концов девушку?

– Не-а.

Я выгнула бровь.

– Парня?

– Я приехал сюда ради тебя, Куинси, – произносит Куп, даже не думая улыбаться.

– Разумеется. Ты спрашиваешь. Я отвечаю.

Именно так всегда и происходит во время наших встреч, случающихся один, два, самое большее три раза в год. Чаще всего его визиты напоминают сеансы психотерапии, и у меня так и не получается задать Купу встречные вопросы. О его жизни я осведомлена лишь в самых общих чертах. Ему сорок один год, перед тем, как стать полицейским, он служил в военно-морском флоте. Его едва перестали считать новичком на тот момент, когда он нашел меня орущей в лесу. И хотя мне известно, что он продолжает патрулировать тот самый город, где произошли все эти ужасы, я понятия не имею, счастлив ли он, доволен ли он своей жизнью. Одинок ли он. Он никогда не напоминал о себе в праздники. Не присылал на Рождество открыток. Девять лет назад, когда хоронили моего отца, он сидел в заднем ряду и выскользнул из церкви до того, как я успела поблагодарить его за участие. Что-то похожее на теплые чувства он демонстрирует только на мой день рождения, всегда присылая одну и ту же эсэмэску: «Еще один год, которого могло бы не быть. Наслаждайся жизнью».

– Джефф созреет, – говорит Куп, в который раз меняя тему по собственному усмотрению. – Готов спорить, это случится на Рождество. Парням нравится делать в этот день предложение.

Он делает глоток кофе. Я потягиваю чай и утомленно зажмуриваюсь в надежде почувствовать в темноте действие успокоительного. Однако я чувствую, что моя тревога только усилилась.

Я открываю глаза и вижу, как в кафе входит хорошо одетая женщина с пухлым, тоже нарядным малышом. Наверное, няня-иностранка. Как и большинство женщин до тридцати в этом районе. В теплые солнечные дни на здешних тротуарах можно наблюдать плотный строй совершенно одинаковых недавних выпускниц, вооруженных филологическими дипломами и студенческими займами. Эта девушка привлекла мое внимание только потому, что мы с ней похожи. Свежее, ухоженное лицо. Белокурые волосы, стянутые в хвостик. Не слишком тоненькая, не слишком полная. Образчик веселой, вскормленной на молоке жительницы Среднего Запада.

В другой жизни на ее месте вполне могла оказаться я. Если бы не «Сосновый коттедж», кровь и платье, меняющее цвет будто в кошмаре.

Когда я встречаюсь с Купом, в голове каждый раз возникает одна и та же мысль: в ту ночь он решил, что на мне красное платье. И шепотом сообщил об этом диспетчеру, вызывая подмогу. Так указано в полицейском рапорте, который я видела много раз, и в записи разговора с дежурным, который я слышала лишь однажды.

«В лесу кто-то бежит. Белая женщина. Молодая. На ней красное платье. Она кричит».

Да, я действительно бежала. Скорее даже неслась изо всех сил. Неслась, поднимая вокруг себя ворох листьев, бесчувственная к боли, пронзающей все тело. И действительно кричала, хотя сама слышала лишь биение собственного сердца. Куп ошибся только в цвете платья.