Последние дни Джека Спаркса

ДЖЕК: Окна были широко открыты, но пока я, я читал письмо, мне, мне было так жарко. Алистер уже знал, что на электронные письма и сообщения я, я не обращу внимания, и он прислал мне, мне этот клочок бумаги, исписанный крупным, злым почерком. Там было написано что-то вроде: «Мама умерла на прошлой неделе. Похороны в понедельник. Позвони, если тебе не все равно».

ЧЕСТЕЙН: Ты поехал на похороны?

(Пауза. Джек мотает головой.)

ЛОУСОН: Ты не был на похоронах собственной матери.

ДЖЕК: У меня, меня случился шок, как будто я, я вновь опустился из космоса в земную атмосферу. Мне, мне было так стыдно, что наркотики этого не затмевали. Я, я не особо переживаю за Алистера, но мама… Она, конечно, никогда не была образцовой матерью. Чаще всего она заставляла меня, меня чувствовать себя, себя таким ничтожеством, что мне, мне приходилось придумывать, почему я, я на самом деле нормальный. В детстве ты просто утверждаешь противоположное тому, что твердят тебе взрослые. С этого вот и началась моя, моя уверенность, самолюбие, как угодно… Мама или Алистер говорили мне, мне, что я тупой, и я, я автоматически говорил, что нет. Что бы они ни говорили обо мне, мне, я, я говорил, что они ошибаются. Я, я становился старше и начинал верить в это. Эта самоуверенность стала моим обычным состоянием: я, я был прав, остальные – неправы.

По моим словам складывается некрасивый портрет, но мама не была совсем плохой. Она была моей мамой, понимаете? Пахала на нескольких работах, пока мы с Алистером не выросли… Загнала себя… в могилу. А под конец ее жизни, когда я, я должен был отдавать этот долг, я, я бросил ее. Мысль о ней… Такая сильная женщина прикована к постели, чахнет день ото дня, парализована от страха…

ЧЕСТЕЙН: И не знает, придет ли когда-нибудь ее младший сын попрощаться с ней… (В течение двадцати восьми секунд – плач Джека.) Когда твоя мать умерла – тогда ты лег на лечение?

ДЖЕК: Чистой воды мазохизм. Я, я хотел посмотреть в лицо себе, себе, тому, что я, я натворил, в трезвом рассудке. Чтобы наказать себя. Но когда я, я очистил сознание, с этим стало просто невозможно жить. Я, я стал постоянно просить прощения.

ЛОУСОН: Ты часто бормотал это во сне.

ЧЕСТЕЙН: Просил прощения у мамы?

ДЖЕК: Наверное.

ЛОУСОН: Но ради кого ты хотел получить это прощение? Ради своей мамы или ради себя самого?

ЧЕСТЕЙН: Это эгоистично по определению. Ведь с твоей точки зрения, ты хотел просить прощения у мертвой женщины в мире, в котором, как ты верил, нет жизни после смерти. В мире, где привидений не существует.

ДЖЕК: Ну, я, я… начал задумываться… не существует ли там чего-то, за чертой. Хоть чего-то… после смерти. Я, я вспомнил то существо в гардеробе, впервые за многие годы, и начал надеяться. Но…

ЛОУСОН: Ты же сказал, что в гардеробе никого не было?

ДЖЕК: Но я, я боялся давать себе ложные надежды. Страшно чувствовать оптимизм, когда он может оказаться напрасным. Ложные надежды – это самое страшное, что бывает на свете. Я, я так боялся выпасть из этой системы координат, отвернуться от науки, потому что это значило бы…

ЧЕСТЕЙН: Снова столкнуться лицом к лицу с темнотой. Понятно. Значит, поэтому ты решил написать книгу?

ДЖЕК: Так я, я бы сохранил свой имидж. Я, я бы начал свое путешествие под эгидой этой книги, заручился бы деньгами… и… господи… Я бы отправился на поиски жизни после смерти.

ЛОУСОН: Ну ты и лицемер!

ЧЕСТЕЙН: Только представь, что Докинз писал бы «Бога как иллюзию», в то время как втайне надеялся бы на то, что создатель существует.

ЛОУСОН: И что бы ты написал, если бы нашел доказательства существования сверхъестественного?

ДЖЕК: Ну, я… я… (Пауза.) Я бы сохранил это в секрете. Я должен оправдывать ожидания публики. У меня есть определенный имидж. Это… бренд. (Лоусон издает звуки, имитирующие рвотные позывы.) В книге я бы разоблачил любое феноменальное явление. Но я сам хотел получить знак. Знак, что однажды я или увижу маму после смерти, или смогу с ней связаться.

ЧЕСТЕЙН: А ты тот еще фрукт, ты в курсе? Насмехаться над верующими, называть их идиотами, унижать их. А сам-то улыбаешься до ушей, но не можешь найти то, что у них уже есть.

ДЖЕК: Да.

ЧЕСТЕЙН: Ты трус, ты слабак, ты эгоистичный кусок дерьма.

ДЖЕК: Да. (Пауза.) Я снова могу нормально говорить. Все получилось, Ая ушла?

ЧЕСТЕЙН: Похоже на то. Мы по камешку разобрали твои психологические барьеры, Джек. Добрались до твоей сути и выпотрошили твое эго, чтобы Ае больше не за что было зацепиться. Дословная транскрипция этого разговора непременно должна быть включена в книгу, ты понял?

ДЖЕК: Ты что же, мстишь мне, Шерилин? Впрочем, я бы не стал тебя винить.

ЧЕСТЕЙН: Если бы я хотела мести, Джек, я бы сидела в Окленде и наслаждалась первоклассным куни.

(Запись обрывается.)

Глава 19