Читаем Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 полностью

Помимо этого дневника существуют, конечно, и другие источники сведений о последних месяцах жизни Гитлера. Один из таких источников – незаменимый Шпеер, который добросовестно описал перемены в привычках и характере Гитлера за время войны, и в особенности за период после заговора 20 июля 1944 года. Это был не только очевидный упадок сил, из-за которого Гитлер окончательно перестал воспринимать критику, прислушивался только к лести и окружил себя бесхребетными лизоблюдами[104]; не только растущее убеждение в том, что он один сохранил силу воли, достаточную для продолжения борьбы, и веру в победу, в то время как все другие оставили всякую надежду и склонялись к капитуляции. Дело в том, что коренным образом изменился весь образ жизни Гитлера, а упомянутые вторичные явления лишь высвечивали эти изменения, являясь их следствием. Гитлер (по твердому убеждению Шпеера) был по своей натуре художником, не терпевшим изматывающей методичной работы, о которой можно судить по упомянутому мной здесь дневнику. В мирное время режим Гитлера был более свободным, фюрер имел возможность смотреть кино и предаваться фантазиям, откладывать дела и ездить в отпуск, отлучаться на пикники и развлечения, заниматься инспекциями и расслабляться в выходные дни в Оберзальцберге, проводить время в обществе коллег-«художников», отдыхая и отвлекаясь от ежеминутного невыносимого прессинга обязанностей революционного политика. От рассказов Шпеера о Гитлере в мирное время буквально веет идиллией, и это неудивительно, ибо сам Шпеер был заинтересован в идеализации прошлого. В конце концов, он делил с Гитлером ту беззаботную жизнь и, наслаждаясь в тихой гавани, забывал, какой ценой была куплена та беззаботность, забывал о жестокостях и концентрационных лагерях, на которых зиждилась эта идиллия, о кровавой политике, сделавшей возможными эти «артистические развлечения», – политике, которая казалась Шпееру, самодовольному технократу, лишь досадным недоразумением. Предавшись ностальгии, Шпеер описал те беззаботные дни, когда Гитлер прислушивался к критике, смеялся и сплетничал со своими соратниками, а когда бремя политики становилось невыносимым, просто бежал в Оберзальцберг со своими задушевными друзьями и Евой Браун. Именно там он размышлял о проблемах, над которыми не мог задуматься в сутолоке и шуме имперской канцелярии. Погожими летними днями Гитлер гулял по горным тропинкам, заходил в маленькие альпийские гостиницы, где наслаждался «внутренним покоем и заряжался уверенностью, необходимой для принятия великих решений». В Оберзальцберге он давал волю своей художественной натуре – рассуждал об архитектуре и смотрел художественные фильмы, отдыхая от изматывавшей его политики. Образ жизни Гитлера становился поистине бюргерским – он вел себя как образцовый австрийский отец семейства, представал перед гостями добродушным шутником, дружелюбным и расположенным. В отличие от Геринга и других бонз, любивших увешивать себя медалями, Гитлер никогда не носил наград и очень просто одевался, что снискало ему доверие народа и примирило людей с его непопулярными решениями. «Подозреваю, – пишет Шпеер, – что Гитлер тяготился своей «миссией», что он с гораздо большим удовольствием был бы архитектором, чем политиком. Часто он сам откровенно говорил о своем отвращении к политике и к военным вопросам. Он говорил о своем желании удалиться после войны от дел, построить в Линце[105] большой дом и окончить в нем свои дни. Гитлер много раз повторял, что на самом деле хочет окончательно отойти от политических дел и не вмешиваться в дела своего преемника. Вскоре, как он надеялся, о нем забудут и оставят его в покое. Возможно, бывшие коллеги будут время от времени его навещать, но на это он не особенно рассчитывал. С собой Гитлер намеревался взять одну только фрейлейн Браун; не собирался он и принимать многочисленных гостей, а тем более надолго оставлять их в своем доме…» Таковы были мечты Гитлера в 1939 году; о них говорил не один только Шпеер. Сэр Невиль Гендерсон беседовал с Гитлером в Берлине 25 августа 1939 года. «Среди прочих пунктов, упомянутых господином Гитлером, – сообщал в Лондон британский посол, – можно отметить, что сам он по натуре не политик, а художник и что после урегулирования польского вопроса он хочет уйти в отставку и окончить свои дни художником, а не поджигателем войны»[106].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное