Читаем Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 полностью

Доктор Брандт так описал лечебную тактику Мореля: «Морель стал все чаще и чаще прибегать к инъекциям, и в конце концов все его лечение стало сводиться к их назначению. Например, при самой незначительной простуде Морель лечил Гитлера, так же как и всех остальных в ставке, сульфаниламидами. Из-за этого я часто спорил с Морелем. Потом Морель стал прибегать к инъекциям растворов, содержавших глюкозу, витамины, гормоны и прочее, добиваясь немедленного улучшения самочувствия пациента, и, естественно, такое, с позволения сказать, лечение производило нужное впечатление на Гитлера. При первых же признаках простуды он получал по три – шесть инъекций в день, и, таким образом, Морель добивался немедленного излечения, предупреждая дальнейшее прогрессирование инфекции. В лечебном плане это было удовлетворительным решением, но затем Морель стал назначать такое же лечение профилактически. Если Гитлеру предстояло произносить речь на улице в холодную погоду, то он получал инъекции накануне, в день выступления и на следующий день. Таким образом, лечение Мореля постепенно привело к подавлению естественных защитных сил организма. С началом войны Гитлер вообразил себя незаменимым и регулярно получал стимулирующие инъекции. В течение последних двух лет эти инъекции стали ежедневными. Когда я попросил Мореля назвать мне применявшиеся им лекарства, он отказался это сделать. Гитлер же все больше и больше впадал в зависимость от этих инъекций. Эта зависимость стала очевидной в последний год войны. За исключением генерала Йодля, все члены ставки Гитлера время от времени получали такое же лечение».

К тому времени, когда Брандт был интернирован, он имел все основания ненавидеть Мореля, и поэтому его суждения можно было бы счесть предвзятыми, но тем не менее в их достоверности не приходится сомневаться. Мнение Брандта разделяли все врачи, имевшие возможность ознакомиться с методами доктора Мореля. Профессиональный вердикт медицинского сообщества подтверждается свидетельствами проницательных людей, не имевших никакого отношения к медицине. Говоря о душевном и умственном перенапряжении, которому подвергал себя Гитлер, Шпеер утверждает: «Думаю, что всякий человек, когда-либо занимавшийся умственным трудом, может представить себе такое состояние нервного перенапряжения. Однако едва ли найдется человек, который подвергался таким нервным нагрузкам непрерывно в течение многих лет и нашел себе врача, который принялся бы испытывать на нем совершенно новые лекарства, чтобы поддержать его умственную работоспособность. Это был в своем роде уникальный медицинский эксперимент. Было любопытно проследить эволюцию почерка Гитлера за последние месяцы. Почерк стал неуверенным, как у глубокого старика. Своим непреодолимым упрямством, своими вспышками гневливости он все чаще и чаще напоминал выжившего из ума старика. Это состояние начало проявляться после 1944 года и с тех пор, не прерываясь, все время прогрессировало». «По чисто физиологическим причинам, – пишет в другом месте Шпеер, – любой человек на его месте от такой перегрузки просто упал бы от изнеможения и только после отдыха снова обрел бы способность к работе; в ином случае природа пришла бы к нему на помощь и спасла какой-нибудь болезнью, но врач Гитлера Морель научился скрадывать это переутомление, подстегивая Гитлера искусственными стимуляторами, а, как известно, такой метод лечения в конце концов приводит к полному разрушению организма пациента. Гитлер привык к средствам искусственного поддержания работоспособности и начал их требовать. Он восхищался Морелем и его методами и впал в конце концов в своеобразную зависимость от Мореля и его лекарств»[111].

При такой напряженной жизни в сочетании с подобным лечением только сильная конституция спасла здоровье Гитлера от более раннего разрушения. Первые признаки физического истощения стали заметны в 1943 году. У Гитлера появилась дрожь в конечностях, особенно в левой руке и ноге. При ходьбе он стал подволакивать левую стопу, появилась несвойственная прежде Гитлеру сутулость. Некоторые врачи считали, что Гитлер страдал болезнью Паркинсона[112], но другие считали эти симптомы проявлением истерии. Единого мнения по этому поводу у медиков не было. При этом тремор не был, как думали многие, следствием взрыва 20 июля 1944 года; он был заметен и раньше, и видимое ухудшение здоровья фюрера послужило поводом к прочувствованной речи Геббельса в день рождения Гитлера 20 апреля 1943 года, где министр пропаганды нарисовал портрет изнуренного вождя с «лицом Атланта, вынужденного нести на своих плечах бремя всего мира»[113]. Мало того, все врачи отметили, что прогрессировавший до этого тремор после взрыва 20 июля полностью прошел и лишь позже возобновился с новой силой и потом прогрессировал уже до самого конца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное