Читаем Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945 полностью

В полдень 23 апреля Коллер прибыл в штаб Геринга в Оберзальцберге. Слово в слово он пересказал рейхсмаршалу свой разговор с Йодлем. От таких подробностей у Геринга глаза едва не вылезли из орбит. Он собрал группу адъютантов и советников и послал за Ламмерсом – руководителем аппарата имперской канцелярии и знатоком нацистского законодательства. Когда-то Ламмерс по влиятельности не уступал Борману. Оба изо всех сил старались выдвинуться, и в конце концов Борман сумел оттеснить Ламмерса, и теперь он был в общем-то весьма незначительной фигурой в нацистской иерархии. Геринг оказался в очень щекотливой ситуации. По декрету, он был полноправным преемником Гитлера; и теперь, если верить Коллеру, он, помимо этого, и устно возложил на него, Геринга, всю полноту государственной власти. С юридической точки зрения все было ясно. Геринг велел принести шкатулку, откуда извлекли текст гитлеровского декрета от июня 1941 года. Все согласились с тем, что содержание текста не допускало никаких двусмысленных толкований. Но как быть с Борманом? Все знали, что заветной мечтой Бормана было устранение Геринга как претендента на пост, который вот-вот окажется вакантным. Правда, все понимали, что в отсутствие других подходящих кандидатов никто не мог оспорить право Геринга, хотя любая неосмотрительность в этом деле могла стать фатальной. Геринг принялся осторожно лавировать, стараясь избежать возможных ловушек. «Мог ли фюрер за прошедшее с 1941 года время издать новый декрет, отменявший старый?» – спрашивал Геринг. Ламмерс ответил, что нет; если бы Гитлер издал какой-то новый декрет, то Ламмерс бы наверняка об этом знал. Президент сената Мюллер, личный помощник Бормана, присутствовал на этой встрече, но не вмешивался и не создавал никаких помех. Потом Геринг по очереди спросил у всех присутствующих, что они думают по этому поводу. Мнение было единодушным. Если сообщение Коллера было достоверным, то закон просто обязывал Геринга принять наследие Гитлера. После этого Геринг предложил направить телеграммы Гитлеру, а также Кейтелю, Риббентропу и фон Белову[164], чтобы заручиться их согласием с такой интерпретацией событий. С этим согласились почти все. Не согласились лишь Ламмерс, Мюллер и оберштурмбаннфюрер СС Франк, руководитель СС в Оберзальцберге, но это было лишь проявлением осторожности, а не выражением мнения.

Связаться с севером из Оберзальцберга можно было теперь только по радио. Геринг лично начал составлять текст радиограмм, но они в его исполнении получались такими многословными для такого вида связи, что составление их поручили Коллеру и адъютанту Геринга полковнику фон Браухичу. Геринг потребовал включения фразы «внутри страны и за ее пределами», так как был полон решимости, оказавшись у власти, немедленно начать переговоры с Западом, и если возникнет необходимость, то и отправиться на личную встречу с генералом Эйзенхауэром. Ведь, собственно говоря, Гитлер именно поэтому и передал власть ему, Герингу, сказав: «Если возникнет необходимость в переговорах, то Геринг справится с ними лучше, чем я». Кроме того, Геринг потребовал установления сроков ответа, иначе он мог дожидаться его вечно. Возможно, Гитлер был уже мертв. Окончательный текст получился просто восхитительным:

«Мой фюрер! Ввиду вашего решения остаться на посту в крепости Берлин, не согласитесь ли Вы, чтобы я взял на себя всю полноту власти в рейхе, с полной свободой действия как внутри страны, так и за ее пределами в качестве Вашего заместителя в соответствии с Вашим декретом от 29 июня 1941 года? Если к десяти часам вечера я не получу ответа на эту радиограмму, то буду считать, что Вы лишены возможности действовать, и начну действовать самостоятельно во имя высших интересов нашей страны и нашего народа. Вы понимаете, что я испытываю по отношению к Вам в этот самый важный час моей жизни. Храни Вас Бог. Я желаю Вашего скорейшего приезда сюда невзирая ни на что. Преданный Вам,

Герман Геринг».

Соответствующие телеграммы – объясняющие, дополняющие и примирительные – были отправлены Кейтелю, Риббентропу и фон Белову.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное