Последние дни Гитлера. Тайна гибели вождя Третьего рейха. 1945

Реальные причины и обстоятельства казни Фегеляйна являются одними из тех упомянутых в книге событий, в отношении которых мы, видимо, никогда не получим достоверных сведений. Грейм (на него ссылается Коллер) и Рейтч знали о казни Фегеляйна, которая, следовательно, имела место до того, как они покинули бункер (то есть до полуночи 28 – 29 апреля); однако и Грейм, и Рейтч утверждали, что Фегеляйна расстреляли за попытку бежать из бункера и что это произошло сразу после того, как его обнаружили и схватили. Рейтч утверждала, что отсутствие Фегеляйна заметили 27 апреля, и сведения из других источников, хотя и не вполне достоверных, подтверждают эту дату. Достоверно лишь то, что Фегеляйн был еще жив, когда поступило сообщение об измене Гиммлера, а это произошло вечером 28 апреля. Известно, что Фегеляйн в связи с этим был допрошен. Достоверные сведения об этом получены от Лоренца, фон Белова и других, и большинство свидетелей показывают, что прошли сутки между арестом Фегеляйна и его расстрелом. Таким образом, мы должны согласиться с Лоренцем (который другими своими показаниями доказал, что он добросовестный свидетель) в том, что 27 апреля Фегеляйн был разжалован за дезертирство, а через сутки расстрелян по второму обвинению, связанному с изменой Гиммлера, в ночь с 28 на 29 апреля. Его казнь произошла в промежуток времени от объявления о предательстве Гиммлера (9 часов вечера) и отъездом Грейма и Рейтч вскоре после полуночи.

Таким образом, возникает вопрос: в чем заключалось это второе обвинение и было ли оно обоснованным? Ни один свидетель не дает однозначного ответа на этот вопрос; представляется, что все это дело было преднамеренно окутано пеленой секретности – вероятно, из-за тесных связей Фегеляйна с Гитлером, Борманом и Бургдорфом, а также из-за родства с Евой Браун. Эти обстоятельства делали неприятным открытое обсуждение отступничества Фегеляйна. Однако Бургдорф говорил фон Белову, что «Гиммлер замышлял заговор с целью заключить сепаратный мир с западными державами через труп Гитлера», и Фегеляйн был в этом заговоре замешан. Другие свидетели также подтверждают, что все были уверены, что Гиммлер плел заговор лично против Гитлера, и признания Фегеляйна, выбитые у него ночью 28 апреля, подтверждали и существование заговора, и участие в нем самого Фегеляйна.

Неизвестно, точно ли Бургдорф говорил об этом фон Белову; сам фон Белов упоминает об этом весьма смутно и неопределенно, так как мог находиться под влиянием последующих (и ложных) высказываний Шелленберга, которые тот делал, пока фон Белов находился еще на свободе. Но в любом случае высказывание Бургдорфа, в том виде, в каком оно воспроизведено, представляется абсолютно невероятным. С полной уверенностью можно утверждать, что Гиммлер никогда не планировал и не замышлял никакого заговора. После 25 апреля 1945 года не было никакой реальной возможности предъявить западным союзникам труп Гитлера. Тем не менее понятно, что несколько эсэсовских генералов, включая Штайнера, откровенно говорили о возможности такого заговора, и Фегеляйн мог об этих разговорах знать. Кроме того, Фегеляйн мог знать о контактах Гиммлера с графом Бернадотом, в которых, по-видимому, не было ничего противозаконного. Возможно, что во время интенсивного допроса ночью 28 апреля Фегеляйн признался, что знал об этих двух фактах. Так как он находился под арестом с 27 апреля и ничего не знал о предательстве Гиммлера, он не мог предполагать, какие последствия возымеют его признания.

Мне представляется в высшей степени вероятным, что именно так все и произошло; в пропитанной подозрительностью атмосфере бункера признания Фегеляйна были расценены как сокрытие преступления – эсэсовского заговора, как участие в политических махинациях Гиммлера и в преступном отказе Штайнера от наступления 21 апреля. Таким образом, отлучки Фегеляйна из бункера и попытка бегства 27 апреля были расценены как ходки незаменимого агента между заговорщиками и жертвой. На самом деле, конечно, Фегеляйн хотел одного – бежать из бункера и спастись, но в такой атмосфере

…безделки, легче ветра,
Ревнивцев убеждают так же прочно,
Как слово божье[257].