Последние дни наших отцов

Чтобы принять “Лайсендер” на земле, следовало найти подходящую площадку – луг или поле, импровизированную посадочную полосу. Штабы УСО использовали для воздушных операций те же мишленовские карты, что и агенты на задании; точное место посадки устанавливалось по радиосвязи. Крайне важно было также задать особые приметы на местности – мосты, холмы, реки, – чтобы пилотам, летящим ночью на глаз и на низкой высоте, легче было ориентироваться. Перед самым приземлением следовало разметить посадочную полосу, расставив на ней фонари в виде буквы L по направлению ветра, и с помощью фонаря передать азбукой Морзе опознавательный код как для выброски парашютистов, так и груза. Тогда пилот приземлялся, не выключая моторы, всего на несколько минут, пока шла высадка или посадка пассажиров, – и немедленно взлетал снова.

* * *

В последние дни воздух Бьюли был пропитан ностальгией, курсантам недолго оставалось быть вместе: война приблизилась как никогда, расставание тоже. Поначалу, в Уонборо, они друг другу не нравились – побаивались, насмехались и, случалось, во время занятий намеренно били друг друга сильнее чем нужно. Но теперь, на пороге разлуки, они осознали, как будут скучать. Часто по вечерам все играли в карты – не ради самой игры, а чтобы побыть бок о бок, забыть свое смятение. Чтобы вспомнить, как хорошо им было вместе, несмотря на тяжелые тренировки. Когда они полетят в небе Франции, когда эйфория прыжка развеется, за те секунды, пока не навалился ужас, они поймут, насколько одиноки и растеряны и как им плохо друг без друга.

Однажды после партии в карты Толстяк и Пэл пошли прогуляться по владениям Монтегю. Давно спустилась ночь, но стемнело не до конца: над громадным парком стояла полная луна; от мха, окутавшего стволы сосен, разливался в воздухе запах ранней весны. Они заметили вдали силуэт лисы.

– Еще Жорж! – растроганно воскликнул Толстяк.

Пэл помахал лисе.

– Знаешь, Пэл, я все время думаю о Мелинде.

Сын кивнул.

– Думаешь, я ее найду?

– Наверняка, Толстяк.

Пэл знал, что Лора солгала.

– Я тебе говорю, потому что знаю, ты тоже все время думаешь о Лоре. Все время?

– Все время.

– И что вы будете делать? Я имею в виду, когда мы все расстанемся.

– Не знаю.

– Не, ну ты же понимаешь, у нас все серьезно. У тебя с Лорой, у меня с Мелиндой. Она меня заметила. За-ме-ти-ла. Это тебе не фунт изюму!

– Шурум-буруму.

– Угу. Это серьезно, чего там. Как только получу увольнение, помчусь к ней. Ну ты же знаешь, что такое, когда сердце бьется от любви к красивой женщине.

Сын снова кивнул и подумал, что ему будет очень не хватать Толстяка. А Толстяк подумал, что ему будет очень не хватать Пэла: он еще не встречал такого честного и верного человека.

– Ты мне как брат, Пэл, – сказал Толстяк.

– И ты мне, – отозвался Пэл.

Они заговорили о том, что будет после войны.

– Я женюсь на Мелинде. Мы откроем харчевню. Гляди, я план нарисовал.

Он вынул из кармана тщательно сложенный листок и протянул Пэлу. Тот повернул его к лунному свету, чтобы лучше видеть, и восхищенно присвистнул. В плане он ничего не разобрал, но прекрасно понял, что рисовал Толстяк на редкость прилежно.

– Ничего себе! Отличное какое местечко.

Толстяк стал объяснять все подробно, но его слова пропали втуне. Потом он поднял голову и ни с того ни с сего взволнованно спросил:

– Тут вопрос один есть у всех: вы с Лорой трахаетесь?

– Нет, – смущенно ответил Сын, слегка стыдясь своей неполноценности как мужчины.

Наклонившись к грузному приятелю, он прошептал ему на ухо:

– Просто… Я не умею трахаться.

Толстяк улыбнулся.

– Не дрейфь, справишься как миленький.

И хлопнул Сына по плечу своей ручищей так, что тот присел.

Пэл смотрел на мерцающие в чистом небе звезды. Если отец тоже смотрит сейчас на небо, он увидит Бьюли, увидит его товарищей, увидит, какие славные люди окружают его сына. “Люблю тебя, папа”, – шепнул он ветру и звездам.

17

Кроме общих курсов в Бьюли, будущие агенты получали специализацию в зависимости от того, какие способности выявил в них следивший за их успехами офицер. Фрэнка, Фарона, Кея и Пэла обучали промышленному саботажу, Станисласа и Клода – взлому, Эме – обнаружению сил противника, Толстяка – белой и черной пропаганде. Жос, Дени и Лора готовились стать радистами – пианистами на сленге Управления. Связь на местности представляла собой сложную систему шифрованных радиопередач с помощью подпольных релейных передатчиков, установленных в оккупированных странах и позволявших напрямую связываться с Лондоном, передавать данные или инструкции. Далеко не всех агентов специально обучали тонкостям связи.

Одиннадцать стажеров, поделенных по будущим специальностям, виделись все реже; теперь они встречались только в свободное время.

Однажды под вечер, вернувшись в домик Секции F, курсанты обнаружили, что Толстяк и Клод валяются в спальне. Пьяные. Часом ранее бедолаги случайно столкнулись в безлюдном доме, и Толстяк вытащил маленькую фляжку виски.

– Где ты это раздобыл? – спросил Клод.

– Спер у голландцев.

– Я не пью…

– Чуть-чуть, Попик. Ради меня. Ведь мы скоро расстанемся.

– Я никогда не пью.