Он тут же почувствовал, что выделяется, одетый в те же штаны цвета хаки, старый свитер и поношенные ботинки с резиновыми подошвами, которые носил дома, ухаживая за садом. На нем было слишком много всего. Максимум, что носили люди на пляже, – тонкая полоска ткани на пахе, если так можно сказать, а у большинства и того не было. Многие ходили голыми, сидели кучками тут и там, и за несколько секунд, пока Ховелл наблюдал, никто не пошевелился, словно все впали от солнца в какой-то паралич.
– Позвольте? – сказал сзади голос с заметным гортанным акцентом. Может, русским.
Он обернулся и увидел высокого загорелого мужчину, совершенно лысого и совершенно голого, намазанного с ног до головы каким-то маслом. На его запястье блестели золотые часы. Глаза скрывались за очками с темными стеклами.
– Кажется, я заблудился, – сказал Ховелл. Он осознал, что разговор с человеком, на котором только часы и очки, обескураживает. Ему казалось, будто нарушается какой-то этикет, но он не знал, кто его нарушает, он или загорелый.
– Вы можете это говорить, – сказал тот, скрестив руки. – Это говорят они все.
– Но это правда, – возразил Ховелл.
– Если вы можете смотреть, мы тоже можем смотреть, – сказал мужчина и схватил Ховелла за свитер.
Ховелл отшатнулся, быстро шагнул назад. Секунду человек крепко держал его, а потом вдруг отпустил. Ховелл запнулся и чуть не упал на песок. Он поспешил прочь, пока позади громко звенел заливистый смех загорелого человека.
Уже темнело, когда Ховелл снова нашел комплекс, возникший перед ним ровно в тот момент, когда он уже оставил все надежды. Ворота все еще были закрыты, и, хоть он и звонил в звонок, консьерж к ним так и не подошел. Ховелл обошел комплекс, пока не нашел место, где выбрался днем, и залез обратно. Возвращаться оказалось труднее, чем выходить, и он порвал коленку на штанах.
Двор он пересекал в потемках. Сегодня там была та же пара – или очень похожая, – ходила рука об руку, склонив друг к другу головы, и он снова подумал о сходстве мужчины средних лет с собой, а молодой женщины – с мисс Пикавер. Его подмывало подойти к ним, и он даже пошел в их сторону. Но приблизившись, понял, что между ними что-то происходит, а то, что он принял за добродушную прогулку рука об руку, оказалось чем-то другим: мужчина так крепко держал женщину, что она не могла вырваться. Он тянул ее вперед, а голову она склонила потому, что иначе ей было неудобно. И все же женщина молчала. Наверняка если бы она была в беде, если бы нуждалась в помощи, – она бы закричала.
В нерешительности Ховелл подходил к ним, пока, неожиданно набрав скорость, они не метнулись в сторону. Он постоял миг, ничего не понимая и глядя им вслед, потом вошел внутрь. Консьерж был на месте, ждал, и тут же принялся качать перед ним пальцем, но из-за того ли, что постоялец перелез через забор, или из-за чего-то другого – Ховелл сказать не мог. Потому оттолкнул француза и поднялся по лестнице.
Когда он вернулся к своему окну и выглянул, пара уже исчезла. Зато появились двое мужчин, причем, как казалось в темноте, в форме. Может, полицейские, или люди, одетые как полицейские. Какая здесь вообще форма у полиции? Ховелл смотрел, как они прошагали в ногу через двор и вошли в его здание.
Следующий час он ждал, когда незнакомцы постучат в дверь. Ничего не происходило, но от одного знания, что стук раздастся в любую минуту, Ховелл нервничал и расстраивался. В мыслях он уже представлял, что скажет им про то, как перелезал забор, как случайно забрел на пляж. Поймал себя на том, что двигает руками, изображает свою невиновность жестами перед пустым местом. Он впервые попытался закрыть металлические жалюзи на окне, но, хоть механизм и гудел, те не опустились. Наконец он взял подушку и одеяло и заперся до утра в ванной. Незачем было покидать апартаменты – зачем он вообще куда-то пошел? Он пообещал себе, что больше не выйдет из номера до самого возвращения мисс Пикавер.
Разбудила его узкая полоска солнца, которая проникала под дверь ванной и светила прямо в глаз. Все затекло от твердого пола, от того, что пришлось закинуть ноги на биде. Нет, при свете дня паника казалась дурацкой. Он ничего плохого не сделал. С чего полиции приходить к нему? Он просто позволил разыграться воображению.
И все же апартаментов не покидал. Ходил из комнаты в комнату, читал, от нечего делать глядел в окно. Попробовал еще незнакомых банок, которые накупила мисс Пикавер, и, хотя поклонником не стал, кое-что оказалось все же чуть лучше, чем просто съедобно. Расслабиться – это хорошо, говорил Ховелл себе. Глазом не успеешь моргнуть, как он снова станет собой.
Сумерки застали его у окна, в поисках пары, но сегодня их нигде не было видно. Или, вернее, было видно только мужчину, мерившего шагами двор в одиночестве и в довольно возбужденном состоянии. Может, Ховелл выглянул слишком поздно, когда женщина уже ушла. А может, сегодня она была где-то еще. А может – но нет, какие тут еще есть разумные варианты? Нет смысла давать волю воображению.