Последние дни Помпеи

Сгорая от нетерпения узнать поскорее, было ли дано ядовитое снадобье его ненавистному сопернику и какое действие оно оказало, Арбак решил вечером отправиться к Юлии и покончить с этой тревожной неизвестностью. В то время был обычай, как уже сказано выше, чтобы мужчины носили с собой повсюду таблички со стилем, прикрепленные к поясу. Дома они обыкновенно снимали этот пояс. В сущности, под видом карандаша для письма римляне носили с собой очень острое и опасное оружие. Таким стилем[25] Кассий заколол Цезаря в здании сената.

Надев плащ и захватив свой пояс, Арбак вышел из дому, опираясь на длинный посох – он был еще немного слаб, хотя надежда и жажда мести, вместе с его собственными глубокими медицинскими познаниями, значительно способствовали укреплению его сил. Он направился к вилле Диомеда.

Прекрасен лунный свет на юге! В тех странах ночь наступает так быстро, что сумерки проходят почти незаметно. На одну минуту небо заволакивается темным пурпуром, в воде отражаются розовые облака, а затем сразу загораются бесчисленные звезды, всходит луна, и ночь полновластно царит над природой!

Яркие и вместе с тем короткие лучи ночного светила озаряли древнюю рощу, посвященную Цибеле, величественные деревья, молодость которых терялась в тумане древности, бросали длинные тени, и сквозь густые ветви сияли частые звезды. Маленький храм резко, поразительно выделялся своей белизной среди темной листвы, – он напоминал, чему был посвящен этот лес, и придавал ему какую-то особенную святость и торжественность.

Калений быстро пробирался к часовне, крадучись под тенью деревьев. Осторожно приподнимая ветки, он забился в свой тайник. Убежище это было так надежно скрыто с одной стороны храмом, с другой – деревьями, что ни один прохожий ни за что бы не заметил спрятавшегося жреца. Снова роща, по-видимому, опустела. Издали слабо доносились голоса каких-то буянов и звуки музыки, весело игравшей в группах гуляющих, которые, по обычаю этих стран, пользовались летней ночью, наслаждаясь свежим воздухом и прозрачным светом луны.

С возвышенности, на которой находилась роща, сквозь деревья виднелось вдали необъятное, синее море, белые домики Стабии на извилистом берегу, и туманные лектиарийские холмы, сливавшиеся с дивным небом. Вдруг в конце рощи показалась статная фигура Арбака, направлявшегося к дому Диомеда. В эту самую минуту с египтянином встретился Апекидес, явившийся на свидание с Олинтием.

– А, Апекидес! – приветствовал его Арбак, узнав жреца с первого взгляда. – В последний раз, когда мы виделись, ты был моим врагом. Но с тех пор я все желал встретиться с тобою, мне хотелось бы навсегда сохранить своего ученика и друга.

Апекидес вздрогнул, услыхав голос египтянина, и, круто остановившись, взглянул ему в лицо с выражением презрения и гнева.

– Негодяй, обманщик! – выговорил он. – Удалось-таки тебе вырваться из когтей смерти. Но не вздумай опутывать меня своими преступными кознями. Теперь у меня есть против тебя оружие.

– Тс… потише, – отвечал Арбак шепотом. Видно было, однако, по дрожанию его губ и краске, разлившейся по его смуглому лицу, что природная гордость этого потомка царей глубоко уязвлена оскорбительными эпитетами жреца.

– Тише! – повторил он. – Нас могут подслушать, и если посторонние уши, кроме моих, слышали эти слова…

– Ты угрожаешь? Но если бы даже весь город услыхал меня…

– Души моих предков не позволили бы мне просить тебя. Но выслушай меня. Ты сердишься за то, что я оскорбил сестру твою. Но успокойся…погоди одну минуту, умоляю тебя. Ты прав, я обезумел от страсти и ревности, я горько раскаиваюсь в своем сумасшествии… Прости меня. Я, который никогда в жизни ни у кого не просил прощения, умоляю тебя простить меня… Я готов загладить оскорбление и прошу руки твоей сестры. Не трепещи… подумай хорошенько, что значит брак с этим щеголем-греком, в сравнении с союзом со мною? Богатство несметное, происхождение столь древнее, что перед ним ваши греческие и римские фамилии – ничтожны. Ученость… но это ты сам знаешь! Отдай мне сестру свою, и я всей жизнью своей постараюсь загладить минутный проступок.

– Египтянин! Если бы даже я согласился на твое предложение, сестра моя ненавидит самый воздух, которым ты дышишь… Но, кроме того, я не в силах простить твоей вины против меня самого. Я еще могу забыть, что ты пользовался мной как орудием для твоих обманов, но никогда не прощу тебе, что ты заставил меня разделить твою порочную жизнь, что ты сделал меня нечистым клятвопреступником. Трепещи! Скоро твои проделки и твои ложные боги будут разоблачены! Твоя развратная, сластолюбивая жизнь будет выведена на чистую воду, твои лживые оракулы обличены, храм идола Исиды сделается предметом презрения, а имя Арбака – предано в жертву ненависти и гнева народного! Трепещи!