Последние дни Помпеи

– Да, обещал, – отвечал Гермес. – Но, женщина, – прибавил он, приподымаясь на локте и с любопытством заглядывая в лицо колдуньи, – скажи мне, пожалуйста, для чего ты так желаешь жить? Какую сладость находишь ты в существовании?

– Не жизнь сладка, а смерть страшна, – возразила волшебница резким, проникновенным тоном, поразившим в самое сердце тщеславного звездочета.

Он вздрогнул, сознавая справедливость этого ответа и, не желая долее удерживать такую непривлекательную гостью, проговорил:

– Однако время идет, а я должен приготовиться к сегодняшнему торжеству. Прощай, сестра! Наслаждайся, насколько можешь, тленом жизни!

Колдунья, спрятав драгоценный подарок Арбака в широких складках своей одежды, встала, собираясь уходить. Дойдя до двери, она остановилась и обернулась.

– Быть может мы уже больше не увидимся на земле. Но куда девается пламя, покидая пепел? Оно носится – туда, сюда, вверх и вниз, как испарение болота, и его можно видеть в топях озера, внизу. Так колдунья и маг, ученица и учитель, великий человек и презренное существо могут встретиться когда-нибудь. Прощай!

– Прочь, зловещая ворона! – пробормотал Арбак, когда дверь затворилась за колдуньей с ее лохмотьями.

Озабоченный своими собственными мыслями, еще не успев оправиться от ужасного сна, он поспешно позвал своих рабов.

Было в обычае являться на торжества амфитеатра в праздничных одеждах, и в этот день Арбак занялся своим туалетом еще тщательнее обыкновенного. Он надел тунику ослепительной белизны, многочисленные украшения состояли из самых драгоценных камней. Поверх туники была наброшена легкая восточная одежда – не то платье, не то плащ, окрашенный дорогим тирским пурпуром. Сандалии до половины ноги были усыпаны каменьями и украшены золотом.

С шарлатанством, присущим его жреческому званию, Арбак никогда не пренебрегал в торжественных случаях ухищрениями, которые ослепляют простой народ и внушают ему уважение. В этот день, который должен был избавить его навеки, ценою жизни Главка, и от соперника, и от возможности быть выведенным на чистую воду, он чувствовал, как будто одевается на какое-то особенное торжество или на брачный пир.

Согласно обычаю, знатные люди отправлялись на игрища амфитеатра не иначе, как в сопровождении целой свиты рабов и отпущенников. И длинная процессия челяди Арбака уже выстроилась, чтобы провожать носилки своего господина.

И только рабы, приставленные к Ионе, и почтенный Созий, как тюремщик Нидии, к великому их огорчению, были принуждены остаться дома.

– Калий, – вполголоса сказал Арбак своему отпущеннику в то время, как тот застегивал ему пояс. – Мне надоела Помпея. Я собираюсь покинуть ее через три дня, если ветер окажется благоприятным. Ты знаешь корабль, что стоит в гавани и принадлежит Нарзесу из Александрии, я приобрел его. Послезавтра мы начнем переносить туда мое имущество.

– Так скоро! Ну, хорошо. Приказание Арбака будет исполнено. А питомица его Иона?

– Едет со мной. Довольно! Какова погода сегодня утром?

– Пасмурная и душная. К полудню, вероятно, будет невыносимо жарко.

– Несчастные гладиаторы и еще более злополучные преступники! Ступай вниз и посмотри, готовы ли рабы.

Оставшись один, Арбак зашел в свой рабочий кабинет, а оттуда на наружный портик. Он увидел густую толпу, нахлынувшую к амфитеатру, услышал крики народа, треск веревок, при помощи которых растягивали громадный навес, долженствовавший защищать граждан от лучей палящего солнца, чтобы они могли любоваться в свое удовольствие муками своих ближних. Вдруг пронесся какой-то дикий, странный крик и замер… То был рев льва. В толпе наступила тишина, но вслед за нею тотчас же раздался веселый хохот: чернь потешалась над голодным нетерпением царственного зверя.

– Скоты, – промолвил Арбак с презрением, – после этого разве они не такие же убийцы, как я? Но я убил ради самосохранения, а они делают из убийства забаву.

Тогда он устремил тревожный, любопытный взгляд на Везувий. Опоясанный чудными виноградниками, безмятежно, подобно вечности, выделялась могучая гора на фоне тихих небес.

«Ну, у нас еще есть время, если даже готовится землетрясение», – подумал Арбак и вернулся назад.

Проходя мимо стола, где лежали его мистические свитки и халдейские вычисления, он сказал:

– Священное искусство! Я не старался узнать твоих велений с тех пор, как миновал кризис и опасности, предсказанные тобою. К чему? Я знаю, что впредь путь мой будет ровен и гладок. Разве события уже не доказали это? Прочь сомнения, прочь жалость! О сердце, носи в себе на будущее время только два образа, две мечты: «Царство и Иона»!

II. Амфитеатр