Последние дни Помпеи

В это время гроза, предсказанная египтянином, стала собираться над их головами. Сперва глухие, отдаленные раскаты грома возвестили о приближающейся борьбе стихий. Затем сразу накопились на небе густые, темные тучи. Быстрота и неожиданность, с какой разражается гроза в этих жарких странах, поистине имеют в себе нечто сверхъестественное, и немудрено, что суеверие искони усматривало в этом явлении действие божественных сил. Но вот крупные дождевые капли забарабанили сквозь листву, нависшую над дорогой, и вдруг частая, нестерпимо яркая молния засверкала перед их глазами, сменяясь глубоким мраком.

– Скорее, скорее, добрый возница! – кричал Главк. – Буря сейчас разразится над нами!

Раб понукал мулов, они быстро неслись по неровной, каменистой дороге. Тучи сгущались, все ближе грохотал гром. Дождь полил, как из ведра.

– Тебе страшно? – прошептал Главк, пользуясь бурей, чтобы ближе придвинуться к Ионе.

– С тобою – нет, – тихо отвечала она.

В эту минуту экипаж, непрочный и плохо устроенный (как и все экипажи того времени, несмотря на их изящный внешний вид), вдруг рухнул в глубокую выбоину, поперек которой лежал упавший ствол дерева. Возница с проклятиями хлестнул по мулам, понукая их выбраться из рытвины, но тут сорвалось колесо, и экипаж неожиданно опрокинулся.

Главк проворно высвободился из-под экипажа и поспешил помочь Ионе, которая, к счастью, не ушиблась.

Не без труда подняли карруцу (экипаж), но убедились, что она не может служить им убежищем: ремни, прикреплявшие навес, лопнули, и дождь с силой струился внутрь.

Что делать? До города еще далеко, а поблизости, по-видимому, не было никакого жилья.

– На расстоянии мили отсюда, – сказал раб, – есть кузница. Я пойду к кузнецу, он, по крайней мере, починит колесо. Но, клянусь Юпитером! Какой противный дождь! Моя госпожа вся вымокнет, покуда я успею вернуться.

– Беги скорее! – воскликнул Главк. – Мы постараемся как-нибудь укрыться до твоего возвращения.

Дорога была окаймлена деревьями. Выбрав самое густое, Главк укрыл под ним Иону. Он старался защитить ее от дождя своим плащом, но ливень свирепствовал с такой неистовой силой, что невозможно было от него уберечься. Склонившись к своей прекрасной спутнице, Главк нашептывал ей ободряющие слова, как вдруг молния ударила в одно из ближайших деревьев и с оглушительным треском расщепила надвое его могучий ствол. Этот страшный случай дал им понять, какой опасности они подвергаются в своем убежище, и Главк стал тревожно озираться, отыскивая кругом другое, менее опасное место, куда бы можно было укрыться.

– Мы теперь на полпути к вершине Везувия. Здесь должна быть какая-нибудь пещера или углубление в скалах, одетых виноградом, – бывшее убежище нимф.

С этими словами он отошел от дерева и, внимательно окинув взглядом склон горы, заметил сквозь сгущающийся мрак дрожащий, красноватый свет на небольшом расстоянии.

– Вероятно, это костер пастуха или винодела, свет приведет нас к гостеприимному шалашу. Хочешь остаться здесь, Иона, пока я отправлюсь на разведку?.. Но нет, я не могу покинуть тебя в опасности…

– Я охотно пойду с тобой, – сказала Иона. – На открытом пространстве все-таки лучше, чем под предательской защитой деревьев.

Главк, поддерживая Иону, почти неся ее на руках, в сопровождении перепуганной рабыни, пошел прямо на огонь, продолжавший гореть красным, довольно ярким пламенем. Открытое место было пройдено. Заросли дикого винограда затрудняли их путь и по временам заслоняли путеводный огонек. А дождь все усиливался, убийственная молния сверкала, не переставая. Но они продолжали идти вперед, надеясь по крайней мере, если даже их обманет огонек, напасть на пастушескую хижину или на какую-нибудь спасительную пещеру. Виноградные ветви переплетались все теснее и гуще под их ногами, свет совершенно скрылся. Но узкая тропинка, по которой они с трудом пробирались, при свете вспыхивающей молнии, продолжала вести их по тому же направлению. Дождь вдруг перестал. Перед путниками торчали обрывистые, шероховатые утесы из отвердевшей лавы, казавшиеся еще более страшными при отблеске грозы. Порою молния, озаряя серые груды шлака, частью покрытые мхом и захиревшими деревьями, как бы останавливалась в нерешимости, отыскивая предмет, более привлекательный, более достойный ее пламени. Порою, оставляя в потемках всю эту часть ландшафта, молния сверкала над океаном длинными, красными зигзагами, словно зажигая волны. Так ярок был свет, что можно было различить резкие очертания самых отдаленных извилин бухты – начиная от Мизенума с его высотами, и кончая прелестным Сорренто на фоне исполинских гор.