Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена

Мы так и сделали, но через несколько ярдов на пути нам опять попался крутой подъем. Лорд Честер был как раз серьезно занят расхваливанием своей лошади одному из участников нашей кавалькады, и потому у меня было время разглядеть местность. У подножия холма, на который мы неторопливо въезжали, находился большой неогороженный участок заброшенной земли. С него поднялась, размахивая огромными крыльями, цапля, и тут я обратил внимание на заводь, заросшую камышом и наполовину закрытую с одной стороны гниющим деревом. Судя по ширине ствола и громадному дуплу, оно служило убежищем для диких птиц и защитой для диких животных в те времена, когда никто, кроме них, не рассчитывал на его гостеприимство и когда вся местность на многие мили в окружности оставалась такой же не занятой и не возделанной людьми, как теперь эта заросшая сорными травами пустошь, все еще питающая своими соками изглоданные почтенные корни старого дерева. Было что-то необычайно своеобразное и гротескное в форме и в извивах его голых, призрачных ветвей. Две из них, особенно длинные, выдавались вперед, совсем как простертые с мольбою руки. А наклон ствола над унылой заводью, весь вид седой, исхлестанной ветром кроны и расщепленного дупла, напоминавшего зияющую рану, – все это еще усугубляло создавшуюся иллюзию. Казалось, перед вами находится допотопное чудовище или какой-нибудь отпрыск титанов[670], превращенный в дерево, но сохранивший облик существа, молящего безжалостного олимпийца о пощаде.

Это было единственное здесь дерево, ибо поворот дороги и неровности почвы совершенно скрывали усадьбу, мимо которой мы проехали, с ее единственными насаждениями – низкорослыми елками и платанами. Унылая заводь, ее призрачный страж, растущий повсюду печальный вереск, суровый облик окружающей местности и то, что нигде не было видно человеческого жилья, все как бы нарочно соединилось, чтобы создать удручающе скорбную и мрачную картину. Не знаю, как это истолковать, но когда я молча озирался кругом, местность эта завладевала моим воображением, как будто я уже видел ее раньше, но как-то смутно, словно в томительном сне. И безотчетное неясное предчувствие чего-то угрожающего и страшного словно ледяною рукой сжало мне сердце. Мы поднялись на холм и, так как остальная часть пути была для верховой езды удобнее, перешли на рысь и вскоре добрались до цели нашего путешествия.

На месте скачек, как обычно, уже полно было мошенников и дураков, обманщиков и их жертв. Бедная леди Честер, которая прибыла сюда по большой дороге (путь, избранный нами, был недоступен для тех, кто путешествует в экипаже и чей возница сидит высоко на козлах), ездила по полю взад и вперед и просто погибала – так ей было холодно и неудобно. Немногие одинокие кареты, почтившие своим присутствием место скачек, выглядели так скорбно, словно прибыли на похороны своих владельцев, а не только для того, чтобы созерцать, как они будут растрачивать свои душевные силы и свои деньги.

Когда мы направились туда, где заключались пари, мимо нас проехал сэр Джон Тиррел. Лорд Честер дружески поздоровался с ним, и баронет присоединился к нам. В молодости он был завсегдатаем скачек и доныне сохранял свою былую склонность к этому спорту.

Похоже было, что Честер не видел его уже несколько лет, и после краткого, весьма характерного разговора, пересыпанного всякими: «Бог ты мой, как давно мы не виделись…», «Чертовски у вас хороший конек…», «А вы похудели…», «Выглядите великолепно…», «А что вы все время делали?..», «Большие дела…», «А мы-то, пожалуй, отстали…», «Передняя часть у нее отличная…», «Вспомните старого Куинсбери?..», «Пошел ко всем чертям…», «Какие у нас шансы?..» – лорд Честер пригласил Тиррела поехать вместе с нами к нему. Приглашение было охотно принято.

Мы кружимся безвольно,
Хоть страшные пред нами возникают
И обступают нас и обступают
Друг друга тени…[671]