Последние дни Помпей. Пелэм, или Приключения джентльмена

Беседуя, они остановились перед толпой, которая собралась посреди площади, на пересечении трех улиц. В тени портиков красивого и легкого храма стояла девушка; на правой руке у нее висела корзинка с цветами, а в левой был маленький трехструнный музыкальный инструмент, под тихий и нежный аккомпанемент которого она пела какую-то странную, почти варварскую песню. После каждого куплета она грациозно покачивала корзинкой, предлагая слушателям купить цветы, и сестерции сыпались к ней в корзину – то ли в похвалу пению, то ли из сочувствия певице, потому что она была слепа.

– Я знаю эту бедняжку, она из Фессалии[23], – сказал Главк. – Я еще не видел ее после возвращения в Помпеи. Давай послушаем.

О, купите, купите цветы мои! —
Чтоб слепой не стоять напрасно.
Эти цветы – дети земли,
А земля, говорят, прекрасна.
О, вдохните нежный их аромат!
О, возьмите их в ладони!
Они спали всего лишь час назад
На ее материнском лоне.

Я их сонными на заре сорвала,

От груди материнской оторвала,
В них свежи еще воспоминанья —
Ее шепот, ее дыханье.

Поцелуев следы – на их губах,

На щеках не просохли следы от слез
(Это капли прозрачных утренних рос)
Ибо мать всегда ощущает страх,
Ибо, вечной своей тревогой полно,
Материнское сердце обречено
Плакать, глядя на милых своих детей,
И чем сердцу милей они, тем сильней
И болит, и горит оно.

Перед вами сияет яркий день,

И любовь к вам спешит с дарами;
А жилище слепой – ночная тень
С ее смутными голосами.

Словно перед мертвой рекой,

Я стою, объята тоской!
Слышу призрачных ног шуршанье,
Чую рядом чье-то дыханье.

О, я жажду увидеть лица людей,

Простираю руки к тем, кто вокруг!
Но ловлю лишь один бесплотный звук,
Ибо мир для меня – царство теней.

Подходите, купите цветы!

Чу, вы слышите тихий шепот,
Лепестков возмущенный ропот:
Мы завянем в руках слепой!
Для чего нам, питомцам света,
Безутешная дева эта
С ее сумеречной судьбой?
Поскорее нас освободите,
Взором ласковым поглядите!
Право, слишком мы веселы
Для ее непроглядной мглы, —
О, купите нас, о, купите! [24]

– Дай-ка мне букетик фиалок, милая Нидия, – сказал Главк, протиснувшись сквозь толпу и бросив в корзину горсть мелких монет. – Ты поешь еще лучше, чем раньше!

Услышав голос афинянина, слепая девушка подалась было вперед, но вдруг замерла и густо покраснела.

– Ты вернулся, – сказала она тихо и повторила как бы про себя: – Главк вернулся!

– Да, дитя, меня не было в Помпеях довольно долго. Мой сад, как и раньше, ждет твоей заботы. Надеюсь, ты завтра же побываешь там. И помни, ни одну гирлянду в моем доме не сплетут ничьи руки, кроме рук прелестной Нидии.

Девушка радостно улыбнулась, но ничего не ответила, а Главк, небрежно приколов к груди букетик фиалок, выбрался из толпы.

– Я вижу, ты даешь этой девочке работу, – сказал Клодий.

– Да. Правда, она мило поет? Мне жаль эту бедную рабыню! К тому же она родом из той страны, где высится обитель богов, – Олимп хмурился над ее колыбелью. Она из Фессалии.

– Но ведь это страна ведьм.

– Ты прав. Но я-то всех женщин считаю ведьмами, а в Помпеях, клянусь Венерой, самый воздух словно напоен любовным зельем: таким хорошеньким кажется мне каждое женское личико.

– Кстати, вон личико, с которым немногие могут соперничать в Помпеях, – это Юлия, дочь старого богача Диомеда! – сказал Клодий, когда к ним приблизилась молодая женщина под густым покрывалом, направлявшаяся в сопровождении двух рабынь к термам. – Привет тебе, прекрасная Юлия! – воскликнул Клодий.

Юлия не без кокетства приоткрыла гордый римский профиль, и из-под покрывала ярко блеснул темный глаз; природная смуглота ее лица была искусно смягчена румянами.

– Что я вижу! Главк вернулся! – сказала она, бросив на афинянина многозначительный взгляд, и добавила, понизив голос: – Неужели ты забыл прежних друзей?