– Тише, братья, – сказал Олинф с достоинством. – Убитый жрец перед смертью принял христианскую веру, – он раскрыл мне темные дела этого египтянина и лживость оракулов Исиды. Он готовился заявить об этом во всеуслышание. Этот юноша – чужеземец, он никому не причинил зла, у него не было врагов. Кто мог пролить его кровь, как не человек, который боялся его свидетельства? Это египтянин Арбак!..
Центурион опять протиснулся вперед.
– Прежде всего, есть ли у тебя, Олинф, или как там тебя зовут, какие-нибудь доказательства виновности Арбака, кроме этих необоснованных подозрений?
Олинф молчал, а египтянин презрительно рассмеялся:
– Ты утверждаешь, что убитый жрец Исиды – один из секты назареян, или христиан?
– Да.
– Тогда поклянись этой святыней, этой статуей Кибелы, этим самым древним святилищем в Помпеях, что убитый принял твою веру!
– Жалкий человек! Я не признаю ваших идолов! Ненавижу ваши храмы! Как же могу я клясться Кибелой?
– Смерть безбожнику! Земля разверзнется и поглотит нас, если мы будем терпеть этих злодеев в священной роще! Смерть ему!
– Бросить их на растерзание зверям! – добавил женский голос в толпе. – Одного – льву, а другого – тигру!
– Если ты, назареянин, не веришь в Кибелу, какого же из наших богов ты признаешь? – спросил центурион, не обращая внимания на крики.
– Никакого.
– Послушайте, что он говорит! – закричали в толпе.
– О жалкие слепцы! – продолжал христианин, возвышая голос. – Как можно верить в идолов из дерева и камня? Неужели вы воображаете, что они могут видеть и слышать или же помогать вам? Разве этот немой кумир, вырезанный руками человека, – богиня? Вот, убедитесь в ее ничтожестве и в своем безумии!
Он бросился к часовне и, прежде чем кто-либо понял его намерение, низверг деревянную статую с пьедестала.
– Глядите! – крикнул он. – Ваша богиня не может даже отомстить за себя. Разве достойна она почитания?
Больше ему не дали сказать ни слова – таким грубым и дерзким было кощунство, совершенное к тому же в столь священном месте, что даже самые равнодушные пришли в ярость. Все, как один, бросились на Олинфа, и, если б не вмешательство центуриона, его разорвали бы на части.
– Тише! – крикнул центурион громким и властным голосом. – Пусть этот осквернитель святыни предстанет перед законным судом. Мы и так понапрасну потеряли много времени. Отведите к судьям обоих преступников. А тело жреца положите на носилки и отнесите в его дом.
В этот миг вперед выступил человек в облачении жреца Исиды.
– Я требую, чтобы прах был отдан храму в согласии с обычаем.
– Повинуйтесь жрецу, – сказал центурион. – Как убийца?
– Без сознания или спит.
– Не будь его преступление таким тяжким, я пожалел бы его. Ну, идемте.
Арбак повернулся и встретился взглядом со жрецом – это был Кален; и в его взгляде было что-то настолько значительное и зловещее, что египтянин пробормотал про себя: «Неужели он видел?»
Молодая женщина выскочила из толпы и поглядела на Олинфа в упор.
– Клянусь Юпитером, крепкий малый! Любо-дорого глядеть! Говорю вам, одного сожрет тигр, а другого – лев!
– Ого-го! – закричала толпа. – Одного – лев, а другого – тигр! Вот так удача! Ура!
Глава VI, из которой читатель узнает о дальнейшей судьбе Главка. Испытание дружбы. Вражда утихает, любовь тоже, потому что одна из любящих слепа
Была уже поздняя ночь, а улицы и площади в Помпеях все еще кишели народом. Но лица праздных гуляк были серьезней обычного. Они переговаривались, собираясь большими группами, испытывая жуткое и вместе с тем приятное чувство от этого разговора, потому что обсуждали вопрос жизни и смерти.
Какой-то молодой человек быстро прошел через красивый портик храма Фортуны и довольно сильно толкнул толстого Диомеда, который направлялся домой, в свою пригородную виллу.
– Эй! – жалобно крикнул торговец, с трудом сохраняя равновесие. – Что у тебя, глаз нет? Или ты думаешь, я бесчувственный? Клянусь Юпитером, ты чуть дух из меня не вышиб; еще один такой удар, и моя душа отправится прямо в Аид.
– А, Диомед! Это ты! Прости меня. Я задумался о превратности жизни. Наш бедный друг Главк… Ох! Кто бы мог подумать!
– Но скажи мне, Клодий, его действительно будут судить в Сенате?
– Да. Говорят, преступление так ужасно, что сам Сенат должен вынести приговор. Главка приведут туда под стражей ликторов.
– Значит, его судят публично?
– Конечно. Где ты был, что не знаешь этого?
– Я уехал в Неаполь по делам на другое утро после преступления и только что вернулся. Как это неприятно – ведь в тот самый вечер он был у меня в доме.
– Без сомнения, он виновен, – сказал Клодий, пожимая плечами. – А так как это преступление неслыханное, Сенат поторопится вынести приговор до начала игр.
– До начала игр! О боги! – вскричал Диомед, вздрагивая. – Неужели его бросят на растерзание зверям? Ведь он так молод и богат!