– Так он и сделал бы, если б не публика, которая неистовствовала. История со жрецом распалила этих жестоких людей, и они вообразили, что Главк благодаря своему богатству и знатности может избежать наказания. Поэтому они были предубеждены против него и требовали смертного приговора. По какой-то случайности Главк не принял в свое время римское гражданство. Сенат бессилен перед гневом толпы. Но тем не менее приговор был принят большинством всего в три голоса. Эй, раб! Налей-ка хиосского!
– А как изменился Главк! Но он по-прежнему тверд и бесстрашен!
– Посмотрим, хватит ли его твердости до завтра. Но велика ли тут заслуга, если этот проклятый безбожник Олинф не уступает ему в мужестве?
– Святотатец! – сказал Лепид с благочестивым гневом. – Не удивительно, что один из декурионов[180]
всего два дня назад был поражен громом, хотя на небе ни одной тучки не было. Боги мстят Помпеям за то, что мерзкий осквернитель святыни еще жив.– Но Сенат проявил снисходительность: достаточно было Олинфу выразить раскаяние и бросить несколько крупинок ладана на алтарь Кибелы, и его отпустили бы с миром. Сомневаюсь, что эти назареяне на нашем месте были бы так же терпимы к нам, если бы мы низвергли статую их божества, надругались над их обрядами и отрицали их веру.
– Суд учел смягчающие обстоятельства и оставил Главку надежду на спасение: ему разрешено выйти против льва с тем же самым стилем, которым он поразил жреца.
– А ты видел льва? Видел его клыки? Можно ли это назвать надеждой? Даже меч и щит были бы все равно что тростинка и клочок папируса против такого страшного зверя! Нет, я думаю, милосерднее было бы не томить его ожиданием. Его счастье, что по нашим гуманным законам приговор, хоть и может быть вынесен не сразу, исполняться должен немедленно и игры в амфитеатре назначены на завтрашний день. Тот, кто ждет смерти, умирает дважды.
– А что до безбожника. – сказал Клодий, – то его бросят свирепому тигру безоружным. Исход этих схваток ясен. Ну, кто согласится заключить пари?
Все засмеялись – слишком уж нелеп был вопрос.
– Бедный Клодий! – сказал хозяин. – Потерять друга – это не шутка, но когда никто не хочет ставить на его спасение, – это для тебя худшее несчастье.
– Конечно, это досадно. И ему и мне было бы утешением думать, что он до последнего вздоха приносил пользу друзьям.
– Публика довольна приговором, – сказал Панса серьезно. – Многие боялись, что нам некого будет бросить на растерзание зверям. Зато теперь все могут радоваться – появились сразу два преступника. Людям приходится тяжко работать, надо же как-то развлечься.
– Вот как рассуждает всеми любимый Панса, за которым вечно тянется хвост просителей, длинный, как триумфальная процессия. Всегда он болтает о народе! О боги! Он кончит тем, что станет Гракхом!
– Да, уж конечно, я не какой-нибудь высокомерный патриций, – сказал Панса снисходительно.
– Ну, – заметил Лепид, – быть милосердным накануне игр опасно. Хоть я и коренной римлянин, но если мне когда-нибудь придется предстать перед судом, молю Юпитера, чтобы или не было зверей в виварии[181]
, или же оказалось побольше преступников в тюрьме.– А скажи на милость, – спросил один из гостей, – что сталось с той несчастной девушкой, на которой Главк должен был жениться? Овдоветь, не успев выйти замуж, – тяжкая доля!
Ей ничто не грозит, – ответил Клодий. – Она под покровительством своего опекуна Арбака. Вполне понятно, что она переехала к нему, когда потеряла сразу и жениха и брата.
– Клянусь Венерой, Главк пользовался успехом у женщин! Говорят, Юлия, дочь богача Диомеда, была влюблена в него.
– Все это враки, мой друг, – сказал Клодий самодовольно. – Я видел ее сегодня. Если она и испытала подобные чувства, то я льщу себя надеждой, что утешил ее.
– Слушайте, друзья! – сказал Панса. – Знаете ли вы, что Клодий хочет возжечь свадебный факел в доме Диомеда? Огонь уже занялся и вскоре ярко засверкает на алтаре Гименея.
– Вот как! – удивился Лепид. – Неужели Клодий женится? Фу!
– Будь спокоен, – отвечал Клодий. – Старому Диомеду лестно выдать дочь за благородного, и он не пожалеет сестерциев. Вы увидите, что я не запру их в атрии. Счастливый будет день для веселых друзей Клодия, когда он женится на богатой наследнице.
– Ну, раз так, – воскликнул Лепид, – выпьем по полной чаше за здоровье прекрасной Юлии!
Пока в богатом триклинии шел этот разговор, молодого афинянина окружала совсем иная обстановка.