Последние дни Российской империи. Том 1

— Вы вот совратите его, — воскликнул Виктор.

— Ну, он старый человек. Его трудно переубедить. Нет, надо вот такого, как ваш Саша. Чем больше вы мне про него рассказываете, тем более мне сдаётся, что это материал, который можно обработать.

Фёдор Фёдорович встал из-за стола и стал прощаться. Маруся и Виктор пошли провожать его.

— Опять к рабочим? — сказала Маруся.

— Да, есть у меня тут молодчик один. Товарищ Павел. Мозгляк такой. И с виду невзрачный, а злоба в нём так и кипит, — сказал Фёдор Фёдорович и посмотрел на Марусю.

Она стояла, прислонившись спиною к серой железной печке. Её руки были опущены вдоль тела. Гордо приподняв голову, она из-под опущенных ресниц глядела то на брата, то на Коржикова. Воля и ум светились в её глазах. Невольно загляделся на неё Коржиков. «Эк, какая! — подумал он, — совсем княжна Тараканова в крепости или Шарлотта Корде перед убийством Марата. Нож только в руки дать. Героиня! И как не похожа на брата! Вот эта пошла бы на все и сгорела бы живьём за идею, за слово, за дело». Коржиков перевёл глаза на Любовина и тихо, вкрадчивым голосом сказал:

— А что, если бы Марию Михайловну нам попробовать? Любовин вспыхнул и с удивлением посмотрел на Фёдора Фёдоровича.

— Понимаете ли вы, что говорите, — тихо сказал он.

— Очень понимаю, Виктор Михайлович. Но если жертва нужна, мы её принесём. Перед такою, как Мария Михайловна, никто не устоит. И ваш Саша станет послушным, рабом её желаний.

Наступило зловещее молчание. Маруся ещё более запрокинула голову затылком к печке и стояла, неровно дыша и не глядя ни на брата, ни на Фёдора Фёдоровича. Любовин с негодованием посмотрел на Фёдора Фёдоровича. Ведь знал же он, как бесконечно любил его сестру этот несуразный Коржиков!

— Вы с ума сошли, — злобно кинул он Фёдору Фёдоровичу.

— Так, так, — спокойно сказал Коржиков. — Мария Михайловна, если понадобится, вы принесёте эту жертву?

Маруся ничего не ответила. Тяжёлый вздох вырвался у неё из груди. Она медленно опустила голову и устремила совсем синие васильковые глаза на Коржикова. Он как-то съёжился, скомкал в кулачок свою бородку и, пожимаясь плечами, пошёл к двери.

— Если партия признает это нужным, — сказал он хриплым голосом, — Мария Михайловна, мы вас попросим.

И скрылся за дверью…

IX

Густые чёрные тучи низко клубились над землёю, застилая горизонт. Далёкая молния таинственными зарницами играла в них. В природе что-то совершалось, и земля приникла в испуге. Высокие берёзы стояли тихо и ни один листок не трепетал на них. Широкие болотные луга точно набухли водой, и за ними грозный и глухой стоял лес. За лесом серебром под чёрными тучами тянулась узкая полоса далёкого залива. Ночь наступала.

В маленькой избушке, на окраине Красного Села, в которой одну комнату на время лагерей занимали Саблин с Ротбеком, было нестерпимо душно. В оба открытые окна вместо воздуха шла густая темнота, полная болотных испарений. Ротбек завалился спать с десяти часов и теперь храпел громко и переливисто. Саблин сидел у окна в тёмной комнате. Ему стало жутко и одиноко в этой маленькой комнате, и он вышел и пошёл по берёзовой аллее к окраине Красного Села.

Было так темно, что он скорее по догадке нашёл небольшую скамейку под берёзой и сел на неё.

Чёрное небо, редкие мигающие зарницы, таинство, совершавшееся в природе, для него имели связь с тем, что творилось на земле.

Эти последние три дня лагерь жил особенною жизнью. Днём и ночью по военному полю, по Дудергофу, по слободам Красного Села, у вокзала, по линейкам лагеря, разъезжали статные люди на серых лошадях в голубых мундирах и с ними лучшие унтер-офицеры, прикомандированные от гвардейских полков. Староста и десятские селения не снимали с себя цепей и часто обходили дома. В самом Красном Селе появились люди, одетые в штатское платье, но широкоплечие, могучие, отлично выправленные. Они ездили на велосипедах, гуляли по дорожкам, сидели на завалинках. Все чего-то ждали, к чему-то прислушивались, за чем-то следили. Простое Красное Село, с полем пыльным, кое-где покрытым истоптанною травою, вдруг стало таинственным и жутким.

Произошло это потому, что в Красное Село приехал с молодою и прекрасною женою Государь и поселился в середине Красного Села, во дворце.

Саблин глубоко с детства верил, что Государь — Помазанник Божий и теперешнее состояние природы, с надвигающеюся грозою и тревожно мигающими зарницами, сопоставлял с тем, что творилось на земле, и ему было страшно.

Кто-то, одетый как крестьянин, следил за ним от самой его избы и шёл сзади, тихо ступая по дорожке. Саблин сел на скамью на краю селения, где дорога спускалась вниз, и прислонился к стволу берёзы. Шедший за ним человек остановился неподалёку от него у телеграфного столба и как будто вглядывался в Саблина. Это не был солдат, но что-то знакомое показалось Саблину в невысокой фигуре. Чёрный картуз оттенял еле видную бледность лица. Этот человек был неприятен Саблину: он мешал его одиноким думам.

— Кто там? — крикнул Саблин.

— Прохожий, — глухо ответил незнакомец и совершенно слился со столбом.