Последние дни Российской империи. Том 2

Женщину он любил, как рыцарь. И только две женщины полонили в это время его ум и сердце — одна была мать, которую он любил чистою любовью, другая была никогда не виданная им женщина, женщина, которую он знал только по портретам, женщина сказочно прекрасная, необыкновенная, Царица, за которую он должен отдать жизнь. О Распутине он ничего не слыхал. В кабинете у отца, а потом в гостиной их новочеркасского дома он видел портрет прекрасной женщины с русыми волосами, с мальчиком на руках. Эту женщину окружали четыре девочки. Вся эта семья казалась Алёше Карпову особенной семьёй, в которой не было ничего человеческого. Божия Матерь с младенцем на иконе не казалась женщиной с женскими страстями, так и эта прекрасная женщина, снятая в кругу своей семьи, не казалась женщиной, могущей любить, быть ласкаемой и ласкать. Это было полубожество. Царица и царевны были вне этого мира. Они принадлежали к иному, чудесному миру. На них можно было смотреть, отвечать механическими, заученными солдатскими ответами на их вопросы, молиться за них и за них умереть. Все они были прекрасны. Они и действительно были красивы, но если бы они были даже уродливы, всё равно они казались бы Алёше Карпову прекрасными, потому что они были из мира грёз, из сказки, а не из мира действительного. Если бы ему сказали, что он может их трогать за руки, что их руки будут касаться его тела, он этому никогда не поверил бы. И не страсть, а только стыд и страх возбудили бы эти прикосновения. Он помнил, как много раз рассказывал его отец, как он христосовался с Государем и поцеловал ручку у матушки Царицы. Под образом Донской Божией Матери у них в доме и посейчас висит большое расписанное цветами фарфоровое яйцо, которое Императрица дала его отцу. И отец часто рассказывал с восторженным благоговением о том, что он перечувствовал, когда прикладывался к маленькой надушенной ручке Царицы. Это не была рука женщины, но рука божества…

Сестра Валентина широкими, твёрдыми шагами подошла к лежащему на койке в жару Алёше Карпову.

— Ну, как вы себя чувствуете? — спросила она.

— Ничего. В груди болит. Дышать трудно.

— Всё пройдёт, — сказала Валентина, поправляя подушку. — Сегодня вам назначена операция.

Алёша посмотрел серьёзными детскими глазами на сестру Валентину и не испугался.

— Операцию можно сделать под хлороформом или без хлороформа, как вы пожелаете. Надо очистить рану, вот и всё.

— Я бы хотел, чтобы без хлороформа, — сказал Алёша, — так лучше, я не девочка, чтобы бояться боли.

Сестра Валентина улыбнулась.

— На операции будет ассистировать старшая сестра и помогать сестра Татьяна. Вы знаете, кто они такие?

— Нет.

— Вы знаете, где вы находитесь? В каком городе?

— В Царском Селе.

— Да, в лазарете Государыни Императрицы. Старшая сестра — сама Императрица, сестра Татьяна — великая княжна Татьяна Николаевна и иначе их не приказано называть.

— В котором часу операция? — еле слышным голосом спросил Алёша.

— Между десятью и одиннадцатью. И, пожалуйста, молодой человек, не волноваться.

— Чего мне волноваться. Я не девчонка, — покраснев, сказал Алёша. Но он страшно волновался. И не операция его волновала. О том, что будут делать с его раной, он не думал. Он не думал и о возможных последствиях операции. Все его мысли были заняты тем, как же это Императрица и великая княжна увидят его не в парадной форме, а в лазаретном халате, что они будут говорить, что он скажет, и его бросало то в жар, то в холод.

Ровно в одиннадцать часов в палату пришли два рослых санитара с носилками. Они переложили Алёшу на носилки и понесли к операционной.

Высокая, красивая женщина в строгом костюме сестры милосердия, с бледным лицом, на котором пятнами выступал румянец волнения, подошла к Алёше и сказала властным голосом:

— Разденьтесь.

Алёша смотрел на неё большими глазами и не шевелился. Он узнал ту, портрет которой висел у них в гостиной, на кого смотрели, как на образ, и за кого молились ежедневно в семье. Раздеться при ней было немыслимо.

— Таня, помоги же! — сказала эта волшебная женщина.

Тонкие девичьи пальчики коснулись пуговицы халата. Пахнул в лицо неуловимый аромат нежных духов. Если бы Алёше сказали, что это просто хорошие английские духи, которые всякий может купить, он бы не поверил. Для него это был особый царственный запах, которого никто не может иметь, запах сказки. Сказка творилась наяву. Царевна и ещё кто-то, кажется сестра Валентина, сняли с него халат, рубашку и нижнее белье. Его внесли в операционную, положили на высокий стол, покрытый белой простыней. Несколько секунд Императрица и женщина-хирург внимательно осматривали лежащее перед ними прекрасное тело юноши. Алёша лежал перед ними, не зная, куда девать руки, и млел от страшного стыда. Такое чувство должна испытывать молодая невинная девушка, когда её, нагую, рассматривает мужчина. Сердце Алёши колотилось быстро, в больших лучистых глазах стояли слёзы благоговения и стыда. Он переживал мучительные, но и прекрасные минуты.