Последние дни Сталина

В день похорон наибольшее рвение в оплакивании Сталина в Западной Европе проявила Франция. Правительство премьера Рене Мейера объявило трехдневный официальный траур, приказав приспустить триколор на военных объектах. По заявлению правительства, это было «вопросом соблюдения этикета» по отношению к умершему лидеру союзников[251]. Но на гражданские власти это требование не распространялось, что создавало противоречивую картину, когда флаги на общественных зданиях, в отличие от военных объектов, продолжали гордо развеваться. Популярная консервативная газета Le Figaro выразила протест, указав на то, что французские солдаты в это самое время сражаются с войсками коммунистов в Индокитае и Корее. «Подумали ли наши власти о том, как это [приспущенные флаги] повлияет на боевой дух наших боевых частей?»[252] Тем не менее русский язык постоянно звучал в эфире французского радио, с траурными песнями выступал русский мужской хор, а в промежутках шли трансляции Московского радио. Правда сообщила, что посольство СССР в Париже с выражениями соболезнований посетили 15 тысяч человек, а в день похорон французские заводы на пятнадцать минут прервали свою работу.

Как расценивать все эти почтительные проявления скорби? С момента разгрома нацистской Германии прошло всего несколько лет, и понятно, что мир, в том числе западные демократии, освещал смерть Сталина с определенным уважением. Франция, в частности, находилась под немецкой оккупацией, и многие члены коммунистической партии играли важную роль в движении Сопротивления (с момента вторжения немцев в СССР). В конце концов, в Париже имя «Сталинград» носили одна из станций метро и городская площадь. Его смерть была историческим событием. Она ознаменовала окончание целой эпохи и открыла перед страной и всем миром новые, более обнадеживающие перспективы. Но каждый почтительный жест в сторону Сталина, в особенности в такой стране, как Франция, означал забвение того, что пришлось пережить людям, находившимся под его властью.

5. Нежданные реформы

Похороны Сталина утром понедельника 9 марта прошли торжественно и величественно. К восьми утра Красная площадь была уже заполнена народом. Организованные группы граждан занимали предназначенные для них места — вскоре эта внушительная толпа достигла 50 тысяч человек. Здания напротив Кремля были украшены красными и черными полотнищами; еще больше знамен и сотни портретов Сталина с траурной каймой люди несли в руках. Сама похоронная церемония началась в десять часов. Маленков и Берия во главе почетной группы, в которую входило еще семь человек, включая Чжоу Эньлая (единственного представителя зарубежья), вынесли из Колонного зала гроб с телом и сопровождали его два квартала. Примерно через двадцать минут звуки похоронной процессии достигли Красной площади. Исполнялся Траурный марш Шопена. В 10:30 все войска на площади приняли равнение направо, а второй оркестр подхватил похоронный мотив.

Первым на площади появился генерал-лейтенант К. Р. Синилов, военный комендант Москвы. Он медленно шествовал во главе процессии. Сразу за ним несли цветы — сотни зеленых, розовых и пурпурных венков, что несколько скрашивало холодную и тоскливую атмосферу зимнего дня. Венки расставили вокруг основания Мавзолея Ленина. Следом шла группа из четырнадцати маршалов Советского Союза во главе с легендарным Семеном Буденным, прославленным командиром-кавалеристом времен Гражданской войны. Каждый из маршалов на атласной подушке нес медаль или другую военную награду Сталина. За ними шла семерка черных коней, один — впереди остальных. Они везли огромный лафет цвета хаки, на котором был установлен гроб. Как отмечалось в Time, гроб был «декорирован красным, символизирующим революцию, и черным, означающим смерть». «Лицо самого покойного можно было увидеть сквозь стеклянный купол гроба»[253]. За лафетом вместе с Чжоу Эньлаем шел Маленков, а за ними — другие высокопоставленные лица из аппарата партии и правительства, члены семьи (в том числе дочь Сталина Светлана) и прочие родственники. Далее следовала большая группа дипломатов, включавшая официальных лиц, прибывших на похороны из Восточной Европы, и сотрудников посольств, аккредитованных в Москве.

Кремль обратился к Соединенным Штатам с просьбой прислать специально подобранную делегацию и даже запросил подробные данные о ее составе и организации пребывания в Москве (в частности, о том, кто из прибывших будет «расквартирован» в посольстве). В обращении сквозила невысказанная надежда на то, что в Москву прибудет сам президент Эйзенхауэр[254]. Но Белый дом распорядился, чтобы президента представлял поверенный в делах Джейкоб Бим, который временно получил статус специального посланника. Кроме Бима, в делегацию вошли три военных атташе из состава посольства. К разочарованию Кремля, из Вашингтона никто из официальных лиц не прилетел.