Последние дни. Том 2

И похоже, старый доносчик не обманул. Когда Арментроут, экипировавшись в свои неуклюжие доспехи из двух манекенов, ворвался в названную квартиру, люди, по-видимому, только что сбежали в окно. Посреди комнаты стояли один на другом два дымящихся телевизора, выкрикивавшие ему какие-то безумные предостережения, как неопалимая купина – Моисею. Перед тем как покинуть комнату, он прошел мимо телевизоров на балкон, но, хотя манекены, с которыми он был сопряжен, похоже, спонтанно дергались, пока он стоял там на ветру и измороси, он так и не увидел никого на улице внизу.

И поэтому он побрел обратно вниз по лестнице и вышел к машине. Лонг-Джон Бич устал ждать на заднем сиденье и вышел, чтобы помочиться на бампер – к счастью, потому что, как только Арментроут открыл рот, чтобы заорать на однорукого старика, он понял, что всего в ярде от Лонг-Джона Бича и него самого кто-то стоит.

Арментроут подскочил от испуга и изумления, привязанные к плечам манекены синхронно дернулись, потому что мгновением раньше на этом месте никого не было. Неведомо откуда взявшимся пришельцем оказалась поджарая темнокожая женщина в потрепанном платье пепельного цвета, и заговорила она на французском, которого он совсем не понимал. В свете серого дня ее лицо менялось, как в эпизодах на киноэкране: оно было молодым, с яркими глазами, а в следующий миг делалось пожеванным старостью. Арментроут сразу сообразил, что в глаза ей смотреть не следует.

– No habla Français[5], – хрипло выговорил он. «Это призрак, – сказал он себе. – Настоящий призрак, стоящий возле моей машины на тротуаре улицы в Сан-Франциско». Его рубашка вдруг сделалась липкой от пота, а головы и руки манекенов беспорядочно болтались, потому что его собственные руки, лежавшие на рычагах под их зелеными пиджаками, отчаянно тряслись.

– No habla Français, – эхом откликнулся Лонг-Джон Бич, шагнув вперед и ткнувшись все еще распухшим носом в наружное ухо манекена, находившегося по правую руку от Арментроута, – сегодня. Без бабулиных пирогов, как сказал один малыш. Мадам забыла, что мы с ней договорились сегодня вечером играть в паре.

Мерцающая женщина пялилась на четыре головы перед собой – в ее приоткрытом рту то появлялись, то исчезали зубы – и определенно не могла толком понять, кому какая из них принадлежит. Арментроут старательно смотрел в сторону, чтобы не встретиться с ней глазами, но когда ее взгляд мельком скользнул по нему, он почувствовал, как направление его внимания пошатнулось под тяжестью ее необузданной чувственности, и содрогнулся, осознав, что в этот момент был очень близок к смерти: однажды во время сеанса групповой терапии он увидел, как пациент встретился глазами с призрачной фигурой, которая слонялась по лужайке уже несколько дней после случившегося в больнице самоубийства, и призрак исчез в то самое мгновение, когда пациент рухнул со стула замертво.

Теперь же Лонг-Джон Бич поднял обрубок левой руки, и пенопластовые головы оживленно закивали. Арментроут этого не делал – он чувствовал, как рычаг управления самопроизвольно покачивается в его ослабевшей правой руке.

– Если вдруг она завоет, тут же отпусти ее, – скандировал Лонг-Джон Бич, и головы качались в такт его словам, – мать велела выбрать эту, кто не выбран… вышел… вон.

Он чихнул на женщину, и ее лицо взорвалось; уже лишившись облика, она взвыла:

– Ричи-и-и! Ричи! – И облаком черного дыма осела на тротуар.

– О… отличная работа, Джон, – пробормотал, заикаясь, Арментроут, брызгая слюной. Последний возглас призрак издал голосом матери Арментроута (не стало ли причиной этого слово «мать», произнесенное Лонг-Джоном Бичем?), и он боялся, не намочил ли штаны; впрочем, если даже и так, он сможет поменяться штанами с одним из манекенов, и люди будут думать, что это пластмассовый парень обмочился. Это пройдет. Но в таком случае ему, Арментроуту, придется носить желтовато-зеленые брюки с серым твидовым пиджаком.

Он поспешил уверить себя, что его страх совершенно неоправдан. Каким образом призрак матери мог оказаться здесь? Тридцать три года назад он оставил свою любящую матушку в ванной в Уичито пьяной, мертвецки пьяной, а потом интенсивный наркогипноз и несколько серий ЭСТ эффективно избавили его от призрака совести, еще в Канзасе.

– Джон, что ты скажешь…

– Лучше нам мотать отсюда, – перебил его однорукий. – Там была толпа девчонок в одном корсете. Я вычихнул на них призрака, чтобы отогнать, но они скоро вернутся и приведут с собой еще и этого призрака.

– Конечно, конечно. О Иисусе! – затараторил Арментроут, смаргивая слезы с глаз. – Помоги мне расстегнуться, ладно?