Последние дни царской семьи

Депутаты внимательно ознакомились с содержанием манифеста и просили о вставке в его текст нескольких слов, казавшихся им необходимыми. Государь, не возражая, охотно исполнил эту просьбу.

Затем Государем тут же у столика был набросан текст двух указов правительствующему Сенату; один – о назначении Верховным Главнокомандующим Великого Князя Николая Николаевича и другой указ – о назначении Председателем Совета Министров князя Георгия Евгениевича Львова.

Вопрос о передаче Верховного Главнокомандования Великому Князю, подсказанный, насколько помню, Н. В. Рузским, казался всем очевидно бесспорным; что же касается второго назначения, то таковое было сделано в соответствии с мнением, выраженным присутствовавшими при этом депутатами.

Побеседовав ещё несколько минут, Государь распростился со всеми, приветливо пожал всем нам руки и удалился к себе в вагон.

Я больше не видел отрёкшегося Императора…

Все стали выходить из вагона… Следуя сзади всех, я оглянулся, чтобы бросить последний взгляд на опустевший салон, служивший немым свидетелем столь важного события. Небольшие художественные часы на стене вагона показывали без четверти двенадцать. На красном ковре пола валялись скомканные клочки бумаги…

У стен беспорядочно стояли отодвинутые стулья… Посредине вагона с особой рельефностью зияло пустое пространство, точно его занимал только что вынесенный гроб с телом усопшего!..

Почти 23 года Император Николай находился во главе страны, занимавшей одну шестую часть земной поверхности и имевшую население около 170 млн человек!..

Начиналась новая, неизвестная тогда ещё глава в истории России…

                               * * *

По окончании приёма у отрёкшегося Императора Главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский пригласил приехавших из столицы депутатов в свой вагон. – Надо было дождаться переписки набело манифеста и указов, равно как подписания их Государем. Надо было также дать некоторую передышку депутатам, потрясённым всем пережитым, прежде отправления их в Петроград, в обратный путь…

Выйдя на темноватую, плохо освещённую платформу, мы, к удивлению своему, увидели довольно большую толпу людей, молчаливо и почтительно державшуюся в некотором отдалении от царского поезда. Как проникли эти люди на оцепленный со всех сторон вокзал? На этом вопросе не пришлось останавливаться. Да и как было препятствовать стремлению русских людей в эти решительные минуты быть поближе к центру событий?!

К толпе подошёл Гучков. Он что-то говорил им, по-видимому, трогательное, волнующее…

Видно было, как люди снимали шапки, крестились – не то прощаясь с прошлым, не то обращаясь взором к неизвестному будущему… Поражало то спокойствие, почти величавость, с которым псковичи встретили вступление России на новый путь!.. Что-то ожидает их на этом пути?.. – думалось мне.

                               * * *

Через час или полтора в вагон генерала Рузского были доставлены подписанные Государем Манифест об отречении, в двух экземплярах, и Указы правительствующему Сенату о назначении Верховным Главнокомандующим Великого Князя Николая Николаевича и Председателем Совета Министров князя Г. Е. Львова.

Все эти документы были помечены 15 часами (3 часа пополудни) 2 марта 1917 года, то есть тем временем, когда Императором Николаем II в действительности было принято решение об отречении от престола.

Пометка документов именно указанным часом должна была, как мне казалось, отчётливо свидетельствовать в будущем о том, что решение отрёкшегося Императора было добровольным и вне давления на него со стороны прибывших от Комитета Государственной Думы депутатов.

                               * * *

«Высочайший Манифест от 2 марта 1917 года получил

Александр Гучков

Шульгин.

Выдачей такой расписки и закончился для нас во Пскове тяжёлый своими переживаниями день отречения Государя.

Около 3 часов ночи на 3 марта депутаты выехали обратно в Петроград; часом же ранее оба литерных поезда, последовательно один за другим медленно и бесшумно отошли от ст. Псков в направлении на Двинск, увозя отрёкшегося Императора и его Свиту в Ставку…

Содержание Манифеста и обоих упомянутых выше Указов правительствующему Сенату было немедленно по телеграфу передано текстуально в Ставку и Председателю «Временного правительства». За телеграфным же сообщением были отправлены по принадлежности в Петроград и подлинные указы. – Один экземпляр Манифеста об отречении приезжавшие депутаты взяли с собою; второй же экземпляр того же Манифеста хранился у меня в штабе до мая 1917 года. Когда же генерал Рузский оставил должность Главнокомандующего Северным фронтом, а я получил в командование 5-ю армию, этот экземпляр, при письме, был отправлен главе Временного правительства князю Львову. Перед отправлением документа в Петроград я приказал снять с него фотографический снимок, хранившийся у меня до большевистского переворота.

Дальнейшая судьба этого снимка, как и многих документов моего архива, мне не известна…

                               * * *