Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа

Голоса врагов Иисусовых, по самой многочисленности их, естественно, были громче и сильнее в синедрионе. Чтобы достигнуть своей цели — склонить собрание к мерам насильственным, старались как можно сильнее изобразить мнимую опасность положения, в котором будто бы находилось отечество и синедрион (Ин. 11, 48). Для этого охотно признавались в том, что в другое время было бы нестерпимым унижением для гордости фарисейской, — то есть что большая часть народа явно или тайно благоприятствует новому Пророку и Чудотворцу Галилейскому и что меры, доселе против Него употребляемые, не принесли никакого успеха (Ин. 11, 47–50). Будущее изображали в чертах, еще ужаснейших. «Не явно ли, — рассуждали с видом беспристрастия, — что гроб Лазаря угрожает гибелью отечеству? — Столь необыкновенное чудо, совершенное в такой близости от Иерусалима перед самым праздником Пасхи, в присутствии многочисленных свидетелей, без сомнения, совершено не без цели; оно — и вот тайная цель его! — должно оказать чрезвычайное действие на весь народ; теперь и не слепой скажет: если бы Он не был от Бога, то не мог бы творить таких чудес (Ин. 9, 33); толпа за толпой, все перейдут на сторону Чудотворца; синедрион останется с пустыми знаками власти, которая будет находиться в руках Галилеянина, и главы народа Божьего должны будут ожидать милости и призрения от рыбарей генисаретских!.. Но собственное наше бедствие не ужасает нас: что будет с отечеством? Признанный за Мессию, Он, сообразуясь с желаниями народа, должен будет объявить войну римлянам; да хотя бы и не объявил, повелители света не унесут орлов своих, не растерзав их когтями всей Иудеи. Что же принесет война эта, которая будет стоить последних усилий для народа, и без того истощенного? Врагам нашим — новые победы; нам — новые поражения и оковы. Народ иудейский слишком слаб, слишком не приготовлен, чтобы спорить о победе с легионами кесаря; новый вождь слишком духовен и удален от земных дел, чтобы Его дух или мужество могли заменить недостаток действительной силы. Раздраженные победители света отнимут у нас и последние права, обратят в развалины все, что теперь есть лучшего, — храм и город; отягчат иго, которое и без того заставляет нас преклоняться до земли; и имя Иудеи может навсегда изгладиться из списка народов (Ин. 11, 46–53)». Слыша такие суждения, можно было подумать, что это — отцы отечества, которые, забыв собственные выгоды, пекутся единственно о благосостоянии народа. Всего менее! Рим и отечество были только на языке, а в сердце — личная ненависть к Иисусу за Его обличения (Мф. 15,14), опасение потерять свои выгоды и права при новом порядке вещей (Мф. 21, 38), нежелание расстаться со своими нечистыми мечтами о Мессии, — которые, видимо, не подходили к Божественному лицу Иисуса, — привычка управлять обстоятельствами, а не подчиняться им. Кто знал истинное положение дел, тому патриотические суждения врагов Иисусовых, по необходимости, казались жалкими и неосновательными. Во-первых, Иисус Христос никогда не обнаруживал намерения быть земным царем; Он постоянно избегал всех случаев, когда народ хотел воздать Ему царские почести (Ин. 6, 15). По отношению к римлянам Он всегда и словами, и примером располагал к безропотному повиновению существующим властям: дань кесарю, которой так тяготились мнимые патриоты иудейские, была, по Его учению, дань должная, вовсе не противозаконная (Мф. 17, 24; Злат. бесед. на Ин. 64). Следовательно, опасение войны с римлянами из-за Иисуса Христа было совершенно напрасно. Между тем, что ложно приписывали Ему, в том именно были виновны враги Его сами: мысль свергнуть иго римлян, возвратить независимость народа, точнее, синедриона была любимой мыслью вельмож иудейских. Если бы новый Чудотворец был снисходителен к их порокам, сообразовался в учении Своем с предрассудками фарисеев, не уклонялся от дружелюбного общения с первосвященниками — дал явственно уразуметь, что Его будущее величие будет весьма полезно синедриону, то утвердительно можно сказать, что страх перед римлянами не удержал бы никого из тех, которые теперь всего страшились, что большая часть вельмож не замедлила бы объявить себя на стороне Иисуса как Мессии, что, вероятно, сам Анна с Каиафой с радостью воспользовались бы случаем — от имени человека, приобретшего любовь народную, прославившегося чудесами, — объявить войну против претории Пилатовой…