Последние годы Сталина. Эпоха возрождения

Когда Фадеев начал читать письмо, Сталин стал прохаживаться вдоль стола. Он ходил и слушал, как читает Фадеев, слушал с напряженным выражением лица. Он слушал, с какими интонациями тот читает, он хотел знать, что чувствует Фадеев, читая это письмо, что испытывают присутствующие, слушая это чтение. Чтобы не сидеть спиной к ходившему Сталину, Фадеев инстинктивно полуобернулся. Повернулись и Горбатов с Симоновым.

Симонов пишет: «До этого с самого начала встречи я чувствовал себя по-другому, довольно свободно в той атмосфере, которая зависела от Сталина и которую он создал. А тут почувствовал себя напряженно и неуютно. Он так смотрел на нас и так слушал фадеевское чтение, что за этим была какая-то нота опасности — и не вообще, а в частности для нас, сидевших там.

Делал пробу, проверял на нас — очевидно, на первых людях этой категории, на одном знаменитом и двух известных писателях, — какое впечатление производит на нас, интеллигентов, коммунистов, но при этом интеллигентов, то, что он продиктовал в этом письме о Клюевой и Роскине, тоже двух интеллигентах. Продиктовал, может быть, или сам написал, вполне возможно. Во всяком случае, это письмо было продиктовано его волей — ничьей другой.

Когда Фадеев дочитал письмо до конца, Сталин, убедившись в том, что прочитанное произвело впечатление, — а действительно так и было, — видимо, счел лишним и ненужным спрашивать наше мнение о прочитанном» [40].

Когда письмо было прочитано, Сталин только повторил то, с чего начал:

— Надо уничтожить дух самоунижения. — И добавил: — Надо на эту тему написать произведение. Роман. Надо противопоставить отношение к этому вопросу таких людей, как тут, — сказал Сталин, кивнув на лежавшие на столе документы, — отношению простых бойцов, солдат, простых людей. Эта болезнь сидит, она прививалась очень долго, со времен Петра, и сидит в людях до сих пор.

Воспоминания К. Симонова ценны тем, что это свидетельство очевидца, прояснявшее подлинные, а не выдуманные дилетантами обстоятельства, послужившие в 1947 году основанием для развертывания нового этапа борьбы с низкопоклонством. Мысли, высказанные Сталиным на этой встрече, Фадеев старался реализовать на состоявшемся в июне 1947 года пленуме Правления Союза писателей.

В примитивной номенклатурной историографии борьба с «антипатриотизмом» истолковывается как направленная главным образом или даже исключительно против евреев. Это совершенно не соответствует действительности. «Еврейский вопрос» — это совершенно иная тема. Она приобрела остроту только к концу 1948 года в связи с созданием в мае этого года государства Израиль.

Комментируя этот аргумент, Кожинов пишет: «Нельзя не обратить внимание на тот факт, что среди трех главных руководителей Союза писателей СССР, перед которыми Сталин выдвинул программу борьбы с «низкопоклонством», был еврей Борис Горбатов, притом К. Симонов сообщил: «…назначение Горбатова парторгом Правления (СП. — Р. К.) шло от Сталина… в Горбатове как секретаре партгруппы предполагалось некое критическое начало».

Записи, сделанные К. Симоновым на встрече 13 мая, являются свидетельством еще одной стороны философии Вождя. Как хороший психолог, он великолепно осознавал, что для полнокровной жизни обществу необходимо определенное фрондерство. Он знал, что для общественной публицистической мысли необходимы некоторые преувеличения. Но он не просто осознавал необходимость социального «брожения» в умах людей, он поощрял их.

— Мы думаем, — сказал Сталин, — что Союз писателей мог бы начать выпускать совсем другую «Литературную газету», чем он сейчас выпускает. Союз писателей мог бы выпускать своими силами такую газету, которая более остро, чем другие газеты, ставила бы вопросы международной жизни, а если понадобится, то и внутренней жизни.

Все наши газеты — так или иначе официальные газеты. А «Литературная газета» — газета Союза писателей, она может ставить вопросы неофициально, в том числе и такие, которые мы не можем или не хотим поставить официально.

«Литературная газета» как неофициальная газета может быть в некоторых вопросах острее, левее нас, может расходиться в остроте постановки вопроса с официально выраженной точкой зрения. Вполне возможно, что мы иногда будем критиковать за это «Литературную газету», но она не должна бояться этого. Она, несмотря на критику, должна продолжать делать свое дело.

Развивая свою мысль, Сталин объяснял руководителям Союза писателей:

— Вы должны понять, что мы не всегда можем официально высказываться о том, о чем хотелось бы сказать. Такие случаи бывают в политике, и «Литературная газета» должна нам помогать в этих случаях. И вообще не должна слишком оглядываться. Не должна слишком консультировать свои статьи по международным вопросам с Министерством иностранных дел… Министерство иностранных дел занимается своими делами, «Литературная газета» своими делами.

Сталин поинтересовался: «Сколько экземпляров газеты выпускается сейчас?» — И когда Фадеев назвал тираж 50 тысяч, — сказал:

— Нужно сделать его в десять раз больше.