Последние годы Сталина. Эпоха возрождения

Однако то, что это «дело», возникшее как чисто уголовное — в связи со взяточничеством, — в ходе расследования обросло политическими обвинениями в заговорщицких связях лиц мингрельской народности с зарубежьем, стало своеобразной данью времени. Следствием того морального внутреннего и внешнего политического фона, в котором пребывала страна, оказавшаяся в состоянии холодной психологической войны.

Следствие и по делу ЕАК завершилось зимой. 3 февраля 1952 года Игнатьев в присутствии следователя М.Д. Рюмина и председателя Военной коллегии А.А. Чепцова представил исполнявшему обязанности Председателя Совмина Маленкову обвинительное заключение и предложения о мерах пресечения.

То, что в отсутствие Сталина на правах Председателя Совмина Маленков оказался причастным к делу ЕАК, затмило активную роль в нем Хрущева, непосредственно курировавшего со стороны ЦК ход самого следствия. Сталину Игнатьев направил материалы только через два месяца — 3 апреля.

Напомним, что в 1952 году Вождь вернулся в Москву с юга 12 февраля. В день возобновления им работы в Кремле на заседание Политбюро к 22 часам был приглашен заместитель министра авиации П. Дементьев. В 22.10 в кабинет Сталина вошли Игнатьев и Рюмин. Они пробыли на совещании до 23.05. По-видимому, среди рассматриваемых вопросов обсуждались и результаты следствия по делу Абакумова.

После этого совещания Вождь появился в кремлевском кабинете лишь 15 марта. В это время его внимание было занято иными вещами. Накануне поздним вечером он пригласил к себе на дачу в Кунцево Шепилова, с которым почти четыре часа обсуждал вопросы учебника политэкономии социализма.

По воспоминаниям Шепилова, за эти четыре часа Вождь ни разу не присел. Он ходил по комнате, почти непрерывно куря трубку. Шепилов пишет: «Сталин затронул большой круг теоретических проблем. Он говорил о мануфактурном и машинном периодах, о заработной плате при капитализме и социализме, о первоначальном капиталистическом накоплении, о монопольном капитализме, о методе политической экономии…»

Нетрудно уловить те тенденции, по которым Вождь сосредоточил свое внимание на этих, по существу, философско-экономических вопросах; их постановка была закономерной. Государство, живущее в условиях обобществленной собственности, нуждалось в осмыслении социальных и экономических законов своего развития; в теоретическом закреплении приобретенного опыта. В июне он объявит соратникам о необходимости созыва XIX съезда партии.

Конечно, на фоне серьезных государственных проблем Сталину не доставляло удовольствия разбираться с преступной халатностью и мародерством военных, воровством и взяточничеством государственных чиновников. Это не вызывало у него ничего, кроме грустных чувств и возмущения. И 28 марта 1952 г. Политбюро приняло еще одно постановление по «мингрельскому делу».

Нетерпимость Сталина к злоупотреблениям не являлась секретом. И складывается впечатление, что кто-то старался воспользовался этой чертой Вождя, чтобы удалить из его окружения наиболее преданных ему лиц.

В мае 1952 года ему доложили о неблагополучии в управлении охраны, возглавляемом генерал-лейтенантом Н.И. Власиком. Речь шла о хозяйственных вопросах. Для рассмотрения ситуации была образована комиссия под председательством Маленкова, в которую вошли Берия и Рясной.

Комиссия выявила злоупотребления со стороны Власика. По подсчетам получалось, что расходы на содержание правительственной дачи были необоснованно велики, и Сталин был возмущен результатами проверки. B.C. Рясной вспоминал: «Сталин потом сам смотрел все выкладки… «Это что, я столько съел, столько сносил одежды? — шумел Сталин. — Я одни ботинки каждый год ношу! А тут одна селедка у Власика десять тысяч рублей стоит!»

Позже Власик сетовал: «Получалась баснословная сумма, которую и доложили т. Сталину, не дав мне, ни моему заместителю объяснить, каким образом получалась эта сумма, ее ошибочность». По словам Рясного, Сталин «поразился тому, что селедка, которую ему подавали на стол, стоила на бумаге «в тысячу» раз дороже обычной. «Это что же за селедка такая! — возмутился Иосиф Виссарионович. — Пусть Власик посидит и подумает, что почем в нашем государстве».

Впрочем, генерала не посадили. 29 апреля 1952 года Н.С. Власик был снят с работы и переведен заместителем начальника Баженовского исправительного трудового лагеря в городе Асбесте Свердловской области. Эта внешне почти тривиальная история имела серьезные последствия.

После удаления Власика охрану Сталина возглавил человек Хрущева — министр Госбезопасности Игнатьев. Но непосредственное руководство службой теперь осуществлял генерал Рясной, занявший 14 февраля 1952 года, тоже по протекции Хрущева, пост заместителя министра МГБ. Он являлся выпускником той же Промакадемии, где Хрущев был секретарем парткома.

Но приведем свидетельство автора книги «Сталин и разведка» Игоря Дамаскина. Он пишет, что бывший заместитель начальника личной охраны Сталина Н.П. Новик в последний год жизни ему рассказывал: