Последние капли вина

Гетерия эта (то есть кружок друзей) именовалась "Солнечные Кони". В те дни она была в политическом смысле умеренной, но, хотя служила обычным целям кружков такого рода, главным ее назначением была просто добрая беседа, и "Солнечные кони" никогда не увеличивали свое число свыше восьми, дабы разговор оставался общим. Все члены-основатели, включая и моего отца, были людьми средней состоятельности, но война принесла много изменений в их достаток. Сейчас они пытались, как положено людям благородным, не обращать внимания на то, что среди них появились богатые и бедные; деньги на ужин они всегда собирали в складчину скромные, и ни от кого, кроме хозяина, не ожидали дорогостоящих дополнений. Но в последнее месяцы дошло до того, что некоторые не могли позволить себе даже затрат на лишнее ламповое масло и приправы к холодному ужину, а потому, стыдясь кормиться за чужой счет, отошли от кружка под тем или иным предлогом. Долю одного из них, который не страдал особой чувствительностью в вопросах гордости, но пользовался всеобщей любовью, не раз оплачивали остальные, сбросившись поровну.

– Куда ты собираешься? - спросила мать.

– Да просто повидаться с Ксенофонтом. Отец подарил ему жеребенка, чтобы он сам его объездил и обучил, - будет им пользоваться, когда поступит в Стражу. Я хочу посмотреть, как у него идет дело. Он говорит, что лошадь не следует обучать с применением плетки, это все равно, что бить танцовщика и ожидать от него изящества, - а лошадь должна двигаться хорошо из гордости за себя. Матушка, а не пора ли отцу приобрести новую лошадь? Коракс слишком стар, он теперь годится только для верховой прогулки, - на чем же я буду ездить, когда придет мне пора идти в Стражу?

– Тебе?! - воскликнула она. - Глупое дитя, это будет еще так нескоро!

– Всего через три года, матушка.

– Лошадь… смотря какой урожай соберем в следующем году. Не засиживайся долго у Ксенофонта. Сегодня вечером ты понадобишься отцу дома.

– Только не сегодня, матушка, сегодня ведь собирается гетерия.

– Я знаю, Алексий. Но отец приказал, чтобы ты пришел к ним после ужина и разливал вино.

– Кто, я?! - Я почувствовал себя просто оскорбленным; меня никогда не просили прислуживать за столом, кроме публичных обедов, когда отроки из хороших семей делают это по обычаю. - А рабы все заболели, что ли?

– Не спорь и не являйся к отцу на глаза с такой надутой миной; ты должен чувствовать себя польщенным. А сейчас беги, мне надо работать.

Когда этим вечером я вошел в банное помещение, отец только что закончил омовение и старый Состий ополаскивал его. Я посмотрел на его красивые плечи, прямые и широкие, но без лишней тяжести, и решил уделять больше времени упражнениям с диском и дротиком. Даже сейчас, хотя подрастающее поколение, кажется, совершенно не задумывается об этом, я не могу спокойно смотреть на бегуна, который весь ушел в ноги, и видно, что вне дорожки он ни к чему не пригоден, кроме как бежать с поля битвы быстрее всех.

Когда Состий удалился, отец сказал:

– Ты будешь подавать нам вино сегодня, Алексий.

– Да, отец.

– И что бы ты ни услышал в комнате для приема гостей, ничто оттуда выйти не должно. Ты понял?

– Да, отец.

Это придавало делу совсем другую окраску. Я вышел сплести себе венок из гиацинтов, если мне не изменяет память.

Гости закончили свои деловые разговоры рано; они еще ели, когда отец велел мне принести лиру и спеть. Я исполнил им балладу о Гармодии и Аристогитоне [33]. Потом мой отец сказал:

– Извините мальчику его выбор; но именно сейчас, когда эти старые затасканные песни для них еще новы и свежи, дети могут извлечь из них какой-то урок.

– Не извиняйся, Мирон, - ответил ему Критий [34]. - Думаю, не ошибусь, если скажу, что не я один, услышав сейчас эту песню, чувствую, что впервые понял ее по-настоящему.

Тем временем рабы прибирали со столов, и это дало мне возможность притвориться, будто я ничего не слышал.

Смешав вино, я пошел вокруг гостей, возлежащих на ложах, - тихонько, как меня учили, стараясь не привлекать к себе внимания; но кое-кто из старых друзей отца задержал меня, чтобы сказать пару слов. Ферамен [35], который подарил мне мой первый набор бабок, заметил, что я расту, и добавил, что если я не стану транжирить свое время в банях и лавках благовоний, а вспомню выбор Геракла [36], то смогу стать таким же красивым, как мой отец. Еще один-два гостя нашли для меня словечко, но подойдя к Критию, я постарался задержаться так кратко, как если бы это было за общим обеденным столом в Спарте.