– Где она? Я хочу ее видеть! Доставь ее в Компендий!
– Она… Деделла… здесь. Я оставил ее в людской. Я не знал, захочет ли королева ее принять…
– Немедленно веди ее сюда!
Он вышел. Азарика прижала кулаки ко лбу. Деделла жива! Судьба Эттингов была страшной, незаживающей раной на совести Азарики. Сколько лет минуло, а она все слышала жуткий предсмертный шепот Агаты: «Все из-за тебя, проклятый Оборотень!». Она могла бы утешаться мыслью, что это неправда, двойная неправда – Эттингов сгубило их участие в мятеже, она же, напротив, пыталась их спасти, и был жив тогда новорожденный, некрещеный еще Винифрид… Но она знала точно – по воле судьбы, не по собственной, она стала проклятием этого рода. Если бы в тот страшный день императорской охоты их пути не пересеклись, тот день, возможно, стал бы последним в жизни Азарики, а Эттинги, столь же возможно, жили бы до сих пор. А теперь, выходит, и Деделла жива… Зачем она пришла? Повидать племянника? Просить о помощи? Или бросить ей в лицо то же обвинение, что и Агата?
Все равно. В любом случае она сделает для нее все, что сможет. Попытается исправить то вольное или невольное зло, которое та из-за нее вынесла. Ибо судьба может быть милосердна к отчаявшимся. Это она знала по себе.
Деделла, продвигаемая Авелем за локоть, шла на негнущихся ногах. Ее решимость, словно на крыльях урагана доставившая из Аллемании в Нейстрию, тем же ураганом и была снесена. Она боялась, панически боялась, несмотря на успокоительное бормотание приора, что королева добра и никогда, никому не делает зла, что сейчас она увидит своего племянника, а короля не увидит ни за что…
Этого-то она и боялась – увидеть короля. Хотя ей было отлично известно, что его нет в Компендии, и вообще, вероятно, он уже у границ Нейстрии… Но она ничего не могла с собой поделать. Ожили все прежние, пропитавшие существо страхи, не изгоняемые никакими разумными объяснениями. Ужас затравленной дичи перед охотником, жертвы перед палачом.
И, когда Авель просто силой втолкнул ее в королевские покои, Азарика поняла, что эта женщина, растрепанная, с дрожащими губами, ни проклинать, ни обвинять ее не будет. Ее единственный глаз уставился в сторону играющих детей. Она сделала еще несколько неверных шагов.
– Ты простила меня? – спросила Азарика.
– Простила? – бессмысленно повторила Деделла.
И протянула навстречу ей дрожащие руки. Азарика сжала их в своих, и Деделла почувствовала, что руки королевы, хотя и лишенные мозолей, сильнее и тверже ее грубых крестьянских рук. Азарика же подумала, что этот жест до странности напоминает вассальную присягу. И что она снова начинает мыслить категориями воинскими и государственными, что сейчас неуместно. Не выпуская рук Деделлы, она окликнула:
– Винифрид!
– Да, крестная? – мальчик встал с пола и подошел к ней, отряхивая одежду.
– Поздоровайся со своей тетей, крестник.
– Моя тетя – сеньера Гисла.
– Госпожа Гисла только вскормила тебя. А это твоя родная тетка, сестра твоего отца. Ее зовут Деделла… – терпеливо объясняла Азарика.
Вырвавшись от королевы, Деделла кинулась к ребенку, бросилась перед ним на колени и обняла.
– Мой мальчик! Как давно я мечтала увидеть тебя, даже не надеясь на это! Ты – моя родная кровь, ближе тебя у меня никого нет…
Мальчик, набычившись, отстранился от нее и посмотрел на королеву:
– Крестная хочет отказаться от меня?
Тут уж смутилась Азарика. Они с Деделлой переглянулись, ища друг у друга помощи, а потом, как по команде, взглянули на Авеля, но тот лишь глубже натянул на лицо капюшон.
Неловкость разбил Ги, все это время внимательно наблюдавший за происходящим. Он подошел к своему названому брату и положил руку ему на плечо:
– Винифрид! Я забыл показать тебе новорожденных жеребят. С утра я уже был на конюшне, а ты еще спал. Можно, мама?
Азарика с облегчением кивнула. Кликнула Вульфгунду и сказала:
– Позови Гонвальда и Гуго из стражи. Пусть проводят мальчиков в конюшню…
Когда дети ушли, Азарика успокаивающе сказала:
– Ему потребуется время, чтобы привыкнуть к тебе…
– Значит, ты не будешь запрещать мне видеть его?
– Ну конечно, нет. Почему?
– Он растет, как принц, а я простая крестьянка…
– Принцам надо побольше знать о простых крестьянах, и тогда в мире будет меньше бед.
Рассуждение это было непонятно Деделле.
– Он такой большой! И так похож на моего брата…
Королеву вовсе не тянуло к воспоминаниям подобного рода, и она перебила Деделлу:
– Расскажи мне лучше о себе. Где ты живешь, как устроена, есть ли у тебя какое-нибудь достояние?
Попутно она распорядилась, чтобы Ригунта принесла ее гостям чего-нибудь освежиться. Сама она редко пила что-нибудь, кроме ключевой воды, но Деделла нуждалась в успокоении.
Услышав о ее житье-бытье на подворье святой Агнессы, Азарика сказала:
– Там ты, конечно, оставаться не можешь. Хочешь, я дам тебе место при себе?
Прежний испуг вновь вернулся к Деделле, и она ответил привычной фразой:
– Как можно? Я простая крестьянка…
Азарика уловила в этом некую фальшь и заметила довольно жестко:
– Я была меньше, чем простой крестьянкой, когда стала королевой. Так в чем дело?