Последние Каролинги - 2

Но это было еще не все. Да, виной всему была его гордость. А питало эту гордость желание поквитаться со всем миром за то, как мир с ним поступил, уверенность в исключительности собственных страданий. Незаконный сын, норманнский пленник, раб на дракоре, разбойник, узник каменного мешка – кто в испытаниях был равен ему? И здесь он превзошел всех. Одного он не пробовал – пытки позором.

А девочка шестнадцати лет, истерзанная допросами, издевательствами и голодом, которую обнаженной выставляли на потеху черни, и, как зверя, таскали в клетке… хуже, чем зверя, потому что зверь своего унижения не разумеет… и не различает в окружающей клетку толпе ни потные похотливые рожи солдат, ни тупые мужицкие… и ни одного зверя не травят с такой злобой, как человека… Против нее действительно ополчился весь мир. И она не сошла с ума, не сломалась, не забилась в глушь, подальше от людских глаз… а пошла туда, где ее меньше всех ждали, где – она не могла не знать – снова встретится со своими мучителями, и бросила им вызов, и, насколько сумела, поквиталась с ними… Так кому на самом деле в жизни пришлось претерпеть худшие мучения? Или его испытания были лишь тенью того, что пережила она? И насколько эта девочка оказалась сильнее мужчины и воина?

Этот удар был не самым тяжким из всех, что он получил он сегодня, но он был последним. Вроде того, что наносит утомившийся палач, перед тем, как покинуть камеру пыток. И от этого последнего удара гордыня – то, что в нем еще оставалось от прежнего Эда – рассыпалась, и он оказался перед ее обломками.

Так что давний замысел Фулька, вымечтавшего себе убийство с помощью документов, в конце концов удался. Только старый интриган не предугадал, кто – или что – окажется его жертвой.

– Благородные господа. Мои верные советники и вассалы. Нас ожидают суровые испытания, – сказал он, и ему понравилось, как прозвучал его голос. Властно, жестко, но в то же время по-отечески. Голос зрелого государственного мужа. – Я знаю, что многие в душе осуждают меня за то, что я увеличил налоги и поборы. Но, благодаря этому, неурожай, снова поразивший Нейстрию, не будет губителен для Парижа. Первый караван с зерном, закупленным мною, уже прибыл. И вскоре начнется его продажа. Для самых неимущих я устрою раздачу хлеба. Нет, Париж более не узнает голода.

– Да благословит Господь нашего доброго графа! – возгласили собравшиеся. Даже те, кто искренне осуждал Роберта за то, что он говорит подобно купцу, а не рыцарю. И он знал, почему. За время своего правления он понял – даже по прошествии десятилетия здесь не могут забыть страшного голода времен осады. Он тогда чувствительно затронул даже высшую знать, а что уж говорить о тех, кто стоит ниже – и в самом низу? Нет, голод, конечно, будет, и раздача хлеба нищим – капля в море, но это запомнят. Граф Роберт милостив. Граф Роберт заботится о голодных.

Совет происходил в новоотстроенном зале парижского дворца. Примостившийся на низенькой скамеечке у стены монах старательно записывал речь графа и ответы вассалов, дабы занести это в хронику. Он, кстати, уже знал, что караван с зерном пришел – и откуда. Роберт закупил зерно в благословенном Провансе у своего тестя, графа Бозона. И все деньги останутся, можно сказать, в семье. Знал хронист и кое-что еще. Большая часть зерна будет продана по таким ценам, какие позволят графу Роберту полностью возместить издержки из казны. Но еще лучше он знал, что о подобных вещах в хрониках не пишут. А кто пишет – пусть пеняет на себя.

– Таким образом, достойные сеньеры, можно надеяться, что мы, благодаря нашему мужеству и предусмотрительности, с честью выйдем из испытаний, ниспосланных нам Господом, как и подобает благородным франкам, о которых недаром сказано в законе наших отцов: «Народ франков, сильный в оружии, непоколебимый в мирном договоре, мудрый в совете, благородный телом, неповрежденный в чистоте, превосходный в осанке, смелый, быстрый и неутомимый». – Произнеся это, он поднял голову и обвел собравшихся взором, ясно говорившим, что он сам и есть истое воплощение этого благороднейшего из народов. – А теперь, господа, воздав должное нашим обязанностям, обратимся к Богу. Время идти к мессе.

Он встал с кресла. За ним стали подниматься со своих мест и остальные. До Роберта долетали обрывки разговоров.

– …норманны опять в Уэссексе. А у меня там дочь замужем…

– Волки забегали в город и выли на улицах Парижа. Плохая примета – зима будет долгая и морозная.

Роберт спросил у барона Оржского, недавно вернувшегося из Лаона:

– Есть ли какие новости из столицы?

Тот покачал головой.

– Ничего нового. Говорят, король собирается в поход на север…

– Не думает ли мой брат, наконец, взять себе новую жену?

– Ничего такого я не слышал.

– Это не мудро. – Роберт возвысил голос так, чтобы его слышали остальные. – Похоже, он поступает сообразно пословице: «Жена бывает хороша лишь мертвая». – Кто-то в зале загоготал, однако Роберт оборвал смех резкой фразой: – Но я снова повторю – это не мудро!