Последние Каролинги

— Майда, тю-тю-тю! Скоро ли пришлет за тобой хозяин? Не жди, он тебя забыл, как любой, кого несет на крыльях успех, забывает друзей скудной юности, ха-ха! А уж какой баловень войны этот Эд, подобного нет во всей державе франков! И он меня в Самуре красавицей назвал перед всем народом.

Однажды, изучив зарубки на ручке своей метлы — это был ее бесовский календарь, — она объявила, что время гадать.

Бормоча заклинания, взяла один из горшков с рогатыми мордочками. Из очага поддела совком кучу углей, переливающихся как рубины, всыпала в горшок, перемешала с розовым маслом. Поднялся столб дыма, сине-розового, лилово-голубого, упоительно было им дышать! Совы планировали в дыму, вскрикивали не по-птичьи. Старуха ударяла в бубен.

Отец сатана, отец сатана,

Вот тебе розы, розы тебе на!

Вот тебе зелье, зелье мое,

Яви на мгновенье величье свое!

Она бесновалась, забыв о своих недугах, кричала непонятное. Вдруг обернулась к Азарике, сверкнув глазищами:

— Гляди, гляди в огонь! Видишь — Эд и на нем корона? Быть ему королем! Быть ему королем!

И вдруг оборвала танец, горшок залила, а Азарике погрозила:

— Я все знаю, о ком ты думаешь, тихоня-оборотень. Не по себе дерево рубишь!

Старухины слова Азарику не тронули. Ей как-то стал безразличен и Эд, и все его страсти. На прошлой неделе, убирая горницу, она наткнулась на какие-то рычаги под полом. Оказалось — это целое устройство, приводившее в ход сухие кости сеньора Мортууса. Остальное было понятно само собой. Чревовещать за скелет или за котов мог бы и отец, только он никогда не пользовался этим для обмана простодушных Винифридов.

Разгадались и черепа на заборе. Как только ударил первый мороз, их глаза погасли. Азарика воспользовалась очередной отлучкой старухи, чтобы полезть туда. Черепа оказались набитыми самой обыкновенной гнилушкой из болота, которая, как известно, не светится зимой!

На крещенье старуха пристала: летим на шабаш к стригам! Азарика отказалась, старуха вышла из себя.

— Зря, что ли, я тебя кормлю? — Бешенство дрожало в ее выцветших зрачках. — Я стара, я слаба, кто-то должен меня заменить?

Но Азарика выдержала шквал ругани, и ведьма отстала. Раскупорила каменный флакончик.

— Намажь-ка меня! Учись, глупая, учись! Будешь повелевать людьми.

Пока Азарика втирала в ее морщинистую кожу снадобье, она. горестно разглядывала себя, качая головой:

— Жизнь прошла, ах, пролетела, как в пропасть! А какие герои меня любили! Старый Морольф, который строил этот терем, таинственный Мерлин, Одвин из бретонской земли! Что у меня заячья губа, так это в те годы только прибавляло мне прелести…

Затем старуха выгнала ее на мороз. С неразлучной Майдой они отсиделись в сарае, слушая, как утробно вздыхают коровы, а за бревенчатой стеной неистовствует ведьма. «Уж не отца ли она моего поминала, Одвина?» — размышляла Азарика. Луна взошла над снегами высоко, где ни полеты стриг, ни козни колдунов не нарушают вечной чистоты.

Утром, прежде чем затопить очаг, Азарика, убедившись, что Заячья Губа лежит без сил, взобралась на крышу и выдернула из трубы затычку, которую специально вставила туда вчера. Так и есть, затычка и с места не сдвинута. Значит, и здесь обман.

Но зато по земле госпожа Лалиевра действительно перемещалась с большой быстротой на полудиких, неоседланных конях. Везде все узнавала сама или через своих уродцев. Возвращаясь, обо всем говорила, особенно об Эде, его удальстве и выходках. «Скоро жизнь наша перевернется колесом!» — загадочно вещала старуха.

Однажды, когда уже по-весеннему запахли снега и на кустах проклюнулись почки, раздался рог вестника за частоколом. Заячья Губа торжествующе обратилась к Азарике — видала, мол?

— Их светлейшество императрица просят меня — покорнейше просят! — пожаловать для решения государственных дел.

Заячья Губа объявила посланцам Рикарды, что в присланных той золоченых носилках поедет главный чародей сеньор Мортуус. Азарика чуть не прыснула, наблюдая остолбеневших придворных, когда вместе с Заячьей Губой она почтительно усаживала скелет на подушки. Сама же госпожа Лалиевра заявила, что обгонит всех на метле.

Перед отправлением она отвела Азарику в сторонку:

— Не смей, дура, бежать. В твоем балахоне, чумазую тебя первый встречный примет за скотницу, удравшую от сеньора! — И добавила просительно, даже нежно: — И, кроме того, ты должна же мне помочь! Дочь такого мастера неужели не знает тайн мастерства?

«Придет час, убегу!» — твердила Азарика, взгромождаясь на воз с флаконами, шестигранниками, сосудами, клетками для сов и котов. К ней вспрыгнула Майда, и обоз заколыхался на лесных ухабах.

На седьмой день пути с горы им открылась в лучах восходящего солнца словно бы чешуя, переливавшаяся вдали. Там, на пологом склоне, расстилался Лаон, императорская столица, — море крыш, башенок, теремов, колоколен, куполов, шпилей. А над этим над всем — кубы и конусы дворца Каролингов.

6