Последние халдеи

- "Воспитанник Громоносцев, слепив из бумаги твердую шишку, кинул ее в воспитателя". "Воспитанник Старолинский кидался бумажными шишками". "Воспитанник Офенбах нанес воспитателю увечье, при этом дико смеялся". "Воспитанник Финкельштейн смеялся". "Воспитанник Еонин злорадно смеялся и все время старался попасть воспитателю в рот". "Воспитанник Воробьев попал воспитателю в рот". "Воспитанник Бессовестин кидался". "Воспитанник Ельховский шумел". "Воспитанник Тихиков говорил гадости".

Викниксор читал и читал. Алникпоп не успевал ставить минусы. Мы сидели холодные ко всему и были не в силах кричать, возмущаться, протестовать. Мы ждали только, когда наступит конец этому подробному протокольному описанию нашей бузы.

- "Воспитанник Еонин назвал воспитателя неприличным словом". "Воспитанник Офенбах дважды выругался". "Воспитанник Воробьев издевался". "Воспитанники четвертого отделения коллективно приклеили воспитателя к стулу, после чего устроили нападение и нанесли тяжкие увечья, сопровождавшиеся смехом и шутками". Что это такое? - повторил Викниксор и с шумом захлопнул "Летопись". - Устраивать обструкции на уроках Сапожникова?! Может ли быть что-нибудь безобразнее? Василий Петрович работает в школе Достоевского целый месяц, и за это время у него не произошло ни одного столкновения с воспитанниками. Это идеальный человек и педагог.

- Идеальный халдей! - закричал Японец.

- Тихоня!

- Жулик!

- Пройдоха! - закричали мы.

Надо было ожидать, что Викниксор рассердится, закричит, заставит нас замолчать. Но он проговорил без гнева:

- Объясните, в чем дело?

Вышел Янкель.

- Расскажи, - сказал Викниксор, - что случилось?

- Видите ли, Виктор Николаевич, - начал Янкель, - Василий Петрович действительно пробыл у нас в школе целый месяц, но за этот месяц он ровно ни шиша не сделал.

- Выражайся точнее, - сказал Викниксор.

- Ни фига не сделал, - поправился Янкель. - На уроках он спал, и класс что хотел, то и делал. Рисовать никого не учил. Даже краски и карандаши никогда не приносил на урок. И вдруг на прошлой неделе он потребовал, чтобы мы нарисовали его собственную персону.

- Что-о?! - удивился Викниксор.

И Янкель подробно рассказал историю с Японцем. Рассказывал он смешно, и мы улыбались и хихикали.

- Прекрасно, - сказал Викниксор и защелкал себя по виску. - Но все-таки, ребята, это решительно не дает вам права устраивать вакханалии, подобные описанной здесь. - Викниксор похлопал по крышке "Летописи". - Весь класс переводится в пятый разряд, - объявил он. - В субботу экскурсия вашего класса в порт отменяется...

Мы взвыли:

- Виктор Николаевич! Несправедливо!

- Простите!

- Пожалуйста, Виктор Николаевич!

Викниксор поднял руку. Это обозначало: "Кончено! Разговор исчерпан".

Но тут, засверкав стеклами очков, выступил Александр Николаевич Попов, наш отделенный воспитатель.

- Виктор Николаевич, - сказал он. - Довожу до вашего сведения, что случаи, подобные этому, имели место и в других отделениях. Например, во втором отделении Сапожников записал четырех воспитанников за отказ рисовать его профиль. Третьего дня мне жаловался Володя Козлов из первого класса, будто бы Сапожников грозил сослать его в Лавру - за это же самое, за отказ рисовать профиль. Простите, но этот человек или ненормальный, или негодяй.

Викниксор насупился, помрачнел и барабанил по коленкоровой крышке "Летописи". Уши его шевелились. Это случалось всегда, когда он чересчур волновался.

- Прекрасно, - сказал наконец Викниксор. - Сапожников будет снят с работы. С этой минуты он уже не числится больше в наших штатах. Побарабанив еще немного, Викниксор добавил: - Приговор отменяется.

Мы долго и дружно кричали "ура". Мы бесновались, вскакивали, хлопали в ладоши и за неимением шапок подкидывали к потолку свои книги, тетради и письменные принадлежности.

Наконец Викниксор поднял руку.

- Кончено. Разговор исчерпан.

В радужном, праздничном настроении мы приступили к "текущим делам".

Через два дня, в субботу, состоялась экскурсия на Канонерский остров. Утром после чая мы строились во дворе в пары, когда в воротах показалась величественная фигура Василия Петровича. Он приблизился к нам, улыбнулся и дружелюбно поклонился.

- Здравствуйте, друзья мои, - сказал он.

- До свиданья, друг мой, - ответили мы.

Мы могли бы ответить иначе, покрепче, но поблизости стоял Алникпоп и строго сверкал очками.

ГЕОГРАФИЯ С ИЗЮМОМ

Однажды в перемену к нам в класс ворвался третьеклассник Курочка.

- Ребята, послушайте, вы видели нового халдея?

- Нет, - сказали мы. - А что такое?

- Увидите, - засмеялся Курочка.

- А что такое? - поинтересовались мы. - Заика? Трехглазый? Двухголовый?

- Нет, - сказал Курочка. - Обжора.

- Ну-у, - разочарованно протянули мы. Потому что обжорство вовсе не казалось нам интересным, достойным внимания качеством. Мы сами прекрасно и даже мастерски умели есть. К сожалению, наши способности пропадали даром: наш ежедневный паек стоил всего двадцать четыре копейки золотом и очень легко умещался на самом дне самого мелкого желудка.

- Он у нас только что на уроке был, - продолжал Курочка. - Потеха!