Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

Санд уновские бани на Неглинке давно стали уютным прибежищем для высокопоставленных чиновников и ’’денежных тузов”. Отдыхая после парной и массажей, они заказывали в отдельные номера выпивку. В запотелых от холода бутылках прибывали водочка, пиво. А с ними — икорка, балычок, вобла. Все это в других местах не достать. Но здесь именитые гости недостатка ни в чем не ощущали.

Время текло неторопливо, и в свои кабинеты начальство возвращалось только к концу дня. А то и вовсе на телефонные звонки услужливая секретарша отвечала: ”Он сегодня на совещании. Будет завтра”.

В конце 1982 года посетители Са:ндуновских бань были ошеломлены. Вдруг появилась милиция. Началась проверка документов и выяснение — почему в рабочее время находятся здесь. Такая же проверка шла в кинотеатрах, в парикмахерских. В Ленинграде людей останавливали на улице. Целыми автобусами забирали из очередей и отвозили в милицию. Тем, кто из голодных мест приехал в Москву за продуктами, пришлось особенно тяжело. Их не только держали в переполненных камерах по нескольку дней, но и сообщали об этом на работу, где их подвергали штрафу, вычитая деньги из заработной платы. Никто из них не знал, что все они попали в гигантскую сеть операции ’’Трал”.

Наконец-то власть проявила себя так, как ей давно этого хотелось. Прочь все сдерживающие законы. Полный контроль везде, в любой момент. В любое время дня и ночи. Андропов торопится. Он переносит Орвелловский 1984 год на конец 1982 года.

Главную причину бед страны бывший шеф КГБ видит в плохой дисциплине труда и пьянстве. За годы брежневского правления, которое официально называют периодом „развитого социализма” и который при Горбачеве объявят „годами застоя”, несоблюдение дисциплины стало всеобщим, а пьянство — повальным. Захвачены этими явлениями громад-

ные массы людей, и это заставляет искать причину их не только в людях, а, главным образом, в политической системе. Ведь подавляющее большинство советского населения родилось и выросло при советской власти, наложившей на них свой выразительный отпечаток. Для Андропова этот фактор значения не имеет. Для него люди — объект принуждения. Это лишь материал для осуществления его планов. Церемониться с ними нечего.

Но он не был бы Андроповым, если бы не окутывал свои действия в одежды лицемерия. Этот привыкший к красивой, чистой жизни, холеный советский барин, отправляется на московский завод, где его встречает затрапезная толпа, от которой исходит острый запах немытых тел и столовских щей. За теми вопросами, с которыми он обращается к рабочим, сквозит едва скрываемое равнодушие. Они стандартны:

— Сколько надо времени, чтобы освоить автомобильную линию? — спрашивает он рабочего Б, Шунина.

— Все время приходится осваивать новое, — отвечает рабочий.

— Трудно это? — спрашивает глава государства, претендующего на ведущую роль в мировой технике.

— Трудно, но надо осваивать.

— По секрету один вопрос: сколько вы получаете?

— Достаточно.

Такой ответ Андропова вполне удовлетворяет. Что скрывается за словом ’’достаточно”, почему достаточно? — его не интересует. Ему нужно соблюсти видимость, чтобы можно было в газетах написать о его встрече с рабочим классом.

Он выслушивает, что говорит начальница отделочного цеха Комарова, жалующаяся на то, что мужчины в цех не идут, так как производство считается вредным. И что же генсек партии, провозгласивший своей целью заботу о благе трудящихся? Приказал он тут же запретить ставить на вредное производство женщин? Весь его разговор с рабочими пуст, лишен ка-кой-либо оригинальности, какой-либо свежей мысли. Он просто отнял время, беречь которое призывает. Андропов хочет создать впечатление движения, пытается расшевелить брежневское застоявшееся болото; но на советское общество, ждущее радикальных премен, это оказывает такое же воздействие, как на смертельно больного стимулирующие уколы.

Одновременно наносится удар по оставшимся еще на свободе участникам диссидентского движения. Еще более тяжелым становится положение сосланного в Горький Сахарова. Строптивый академик давно был бельмом на глазу Андропова. Он помнит, как в разгар чехословацких событий ему доставили распространявшиеся в Самиздате сахаровские ’’Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе”, содержавшие такие требования: ’’Должен быть разработан проект закона о печати... безответственная и бессмысленная цензура уничтожена, — писал академик Сахаров, — дискуссия в обществе и поиск правды должны поощряться,.. Политические заключенные должны быть осво-бождены... Разоблачения Сталина должны быть доведены до конца... влияние неосталинистов должно быть строго ограничено...”.

Кроме Сахарова, преследованиям подвергаются религиозные активисты, неофициальное движение сторонников мира.