Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

В общем, интеллигенция готовилась к посадке, в который раз доказывая, что может действовать только по команде, что сама выступить на защиту своих интересов и интересов страны не способна. Пока властители дум и инженеры человеческих душ трусили и безмолвствовали, Горбачев пребывает в Югославии, а его верный помощник А. Яковлев — в Монголии. Но не надо забывать, что Монголия была не только местом ссылки Молотова, но что отсюда двинулись сметавшие своих противников тучи Чингисхана, а Югославия была первой коммунистической страной, отколовшейся от сталинского лагеря и проявившей самостоятельность. Путешествуя по ней, Горбачев мог еще раз убедиться в справедливости замечания Тито о том, что „экономические реформы в коммунистических странах невозможны. Возможны только политические реформы с экономическими последствиями”. Положение в Москве подтверждало это.

Чего же добивался Лигачев? Сказать, что в эти мартовские дни вышли на битву две силы — одна консервативная, а другая прогрессивно-реформаторская, было бы упрощением. Обе эти группы подвижны. Как во времена древней Руси, когда удельные князья меняли свою лояльность и „отъезжали” или „переметывались” от одного великого князя к другому („претерпев, как писал князь Курбский, от него гонений”) или же решив, что новый союз сулит больше выгод, так и во времена обкомовских удельных князей полагаться на верность сподвижников, с тех пор как власть диктатора ослабела, было нельзя.

Устойчивых границ между двумя группировками не существовало. Выступавшие за реформы в экономике, к примеру, могли быть ярыми противниками какой бы то ни было либерализации режима. Сторонники изменений внутри могли по-прежнему оставаться приверженцами проведения имперской внешней политики.

Лигачеву, как и остальным в руководстве, было ясно, что брежневское правление завело страну в тупик. Поэтому он и поддерживал выдвижение в генсеки Горбачева. Через три месяца на партконференции он скажет, что выбор мог быть иным, и поведает, что своим избранием Горбачев, кроме него, обязан Громыко, Чебрикову и Соломенцеву.

Так почему же, поддержав кандидатуру Горбачева, через три года Лигачев предпринимает наступление против него? Сказанное Громыко о том, что они голосовали за человека, а не программу, раскрывает суть происходив шего в Кремле и доказывает, что Горбачев никакой своей программы не выдвигал. Да этого от него никто и не ожидал. Более того, выдвини он или кто-либо другой свою программу, шансы на избрание у него были бы нулевыми. Политбюро нужен был человек, способный более решительно проводить в действие принятую программу, и наиболее подходящим для этого на фоне всех остальных представал Горбачев.

Горбачев вначале намерен был следовать методам своего ментора Андропова, пытаясь исправить положение в экономике подстегиванием и укреплением дисциплины. Суть их в свое время сформулировал Ключевский, по поводу реформ Петра 1 заметивший: „Он надеялся грозою власти вызвать самодеятельность в порабощенном обществе... хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно”.

Советская действительность конца 80-х годов вынудила Горбачева предпринять такие, шаги, о которых он первоначально и не думал. Убедившись, что и этого недостаточно, он начинает призывать к реформам политической системы. Вот тут он и столкнулся с сопротивлением группы Лигачева, выражающей идущую от Ленина к Троцкому и от него к Сталину и Андропову тенденцию решать проблемы полицейско-диктатор-скими методами. Лигачев опять хочет испробовать все тот же половинчатый метод ограниченных реформ.

Коммунистам всегда кажется, что в основном все правильно, но где-то и в какой-то момент кем-то была допущена небольшая ошибка, и отсюда все беды. Если попытаться вновь и устранить эту ошибку, а то и пострелять тех, кто допустил ее, то все пойдет как надо. Если и на этот раз выйдет не так, опять надо кое-что исправить и опять пострелять тех, кто на сей раз допустил ошибку. И так до бесконечности. Если следовать логике коммунистов, иного пути быть не может. Выступая за медленное и ограниченное лишь экономикой проведение реформ, Лигачев показыва-ал, что он не только против исправления политической системы, но и против устранения даже наиболее проржавевших балок, подпирающих ее. Он принадлежит к тому поколению, для которого сделать это — значит признать, что какая-то часть их жизни, а может, и вся жизнь была ошибкой.

Другая тенденция тоже опирается на Ленина, указывая на его терпимость к плюрализму в годы НЭПа, но забывая о том, что это была терпимость вынужденная, что распространялась она только на экономику, что при Ленине в изгнании оказались все, абсолютно все политические партии России от правых до левых. Эта тенденция снижает роль полицей-ско-административных методов, выдвигая на первое место амальгаму, состоящую из пропаганды новых лозунгов, дающих очередной рецепт наиболее верного решения всех проблемки перестройки аппарата и перетасовывания кадров. Все это создает видимость активной деятельности руководства.