Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»

Если это так, то почему он начал не с изменения доказавшей свою непригодность системы, а с попытки заставить негодную систему работать лучше, искоренив пьянство, коррупцию и неэффективность? Лишь через два года Горбачев приходит к пониманию, что этим дела не поправишь, и все же радикальных, порывающих с прошлым реформ не проводит,желания, как это сделали поляки, решительно порвать с прошлым, и от социалистической системы перейти к западной модели экономики, не проявляет. Поначалу уверенный, что приведший его к власти партийный и государственный механизм должен остаться без изменений, он решает изменить его лишь тогда, когда тот начинает угрожать его власти. Не сумевшему ничего за 5 лет сделать с экономикой, Горбачеву в феврале 1990 года не остается ничего иного как заявить: „Есть много людей, которые хотели бы простых решений, но их нет.”

И это наводит на мысль о том, что подлинная перестройка еще даже и не начиналась. Еще далеко до наступления такого времени, когда, как писал в заключение своего романа „Подросток” Достоевский, на которого Горбачев однажды сослался, как на источник понимания русского характера, появится „наконец-то хоть что-нибудь построенное, а не веч-

ная ломка, не летающие щепки, не мусор и сор, из которых вот уже двести лет ничего не выходит”. Надежды на то, что ломка прекратится и строительство наконец-то обретет пристойную форму, что наконец-то что-то стало выходить, появились в последнее пятидесятилетие перед октябрьской катастрофой. Захват власти большевиками надежды эти разрушил. Горбачевская программа действий их не возродила. Генсек все еще пытается перепрыгнуть через пропасть в два прыжка. Однако расходящийся с ним, по его словам, не в конечных целях, а в тактике, Ельцин утверждает, что если бы „Горбачев пал, и власть захватили бы консерваторы, произошел бы полный крах”.

В России всегда слишком много зависело от воли одного человека, стоящего наверху. Обычно лидер выражает то, что уже давно назревало в обществе. В России, а потом в заменившем ее СССР — иначе. Правители здесь, за редким исключением, никогда не выражали чувств населения. Они заставляли его воспринимать их собственные чувства, действовать согласно их желаниям, их воле. Представительных учреждений, где граждане могли бы выразить свои мнения, приглашавших их к участию в управлении государством, создано не было. Да и само понятие гражданина, которым каждый „быть обязан”, к чему еще в начале прошлого века призывал Рылеев, было чуждо. Граждан как таковых не существовало. Были подданные, а потом строители социализма — винтики. Никто не чувствовал, что его голос имеет значение, что он сам что-то значит, что он может и должен участвовать в жизни страны. Каждый был Акакием Акакиевичем, давно утерявшим и шинель, и понятие о каких-либо правах. Оставались только обязанности, которые несли, ожидая дарования прав сверху. Понимая, что все зависит только от государя, советник Александра П граф Лорис-Меликов, один из авторов проекта, который „открыл бы путь к мирному переходу от самодержавия к полу-конституционной монархии”, взволнованно восклицал:

— Все будет потеряно из-за одного выстрела!

Поэтому роковыми оказались и бомба Гриневицкого, убившая

1 марта 1881 г. не только Александра П, но и, как опасался Лорис-Ме-ликов, готовый к опубликованию указ о созыве Всероссийского земства, и выстрел Богрова, помешавший выполнению столыпинской программы, и слабохарактерность Николая П, и преждевременная смерть Ленина, якобы прервавшая ранее намеченного срока НЭП, и невыполнение его завещания, приведшее к власти Сталина. Поэтому столько надежд возлагалось на Горбачева. Опять верили в то, что один „наверху” способен своей волей сделать все за всех.

В других странах тоже происходили неожиданные события. За шестнадцать лет до Александра П был убит Линкольн, в тот же 1881г.— застрелен президент Гарфильд, через двенадцать лет анархист Казерио убивает президента Франции Карно, однако эти убийства не прервали нормального развития ни Франции, ни Америки. Более того, Америка, пережившая в 1901 году еще и убийство президента Маккинли, стала ведущей промышленной державой мира и расширила сферу демократических свобод. И в этих странах от одного человека зависело многое, но форма правления позволяла разделить бремя ответственности между различными людьми и учреждениями, знавшими свои обязанности в рамках установленных и неукоснительно выполнявшихся законов.