ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ

Эти два выстрела определили судьбы миллионов людей. Без них мир вряд ли когда-нибудь узнал бы имена Черненко и Андропова, как и имена их предшественников. Река истории выбрала бы иное русло, и лето 1914 года так и осталось бы в памяти обычным летом дач, рыбалок, поездок на курорты, уходов в „ночное” — всем тем, что сопутствует приходу в российские города и деревни жарких дней. Кто мог предполагать, что станет оно последним мирным летом России, что совсем рядом война и революция, смывшая само слово „Россия” с географической карты?

А пока шло лето... В Ставрополье, на станции Нагутская, где согласно официальной биографии родился Андропов, оно было таким, каким его описывает хорошо знавший те края Чехов: „За холмом глухо прогремел гром; подуло свежестью. Хорошо, если бы брызнул дождь!

Еще бы, кажется, небольшое усилие, одна потуга, и степь взяла бы верх. Но невидимая гнетущая сила мало-помалу сковала ветер и воздух, уложила пыль, и опять, как будто ничего не было, наступила тишина. Облако спряталось, загорелые холмы нахмурились, воздух покорно застыл, и одни только встревоженные чибисы где-то плакали и жаловались на судьбу...”

И хотя удары грома пугают, а молния наводит страх — все ждали грозы. Тишина была обманчивой. О том, что гроза уже за ближними холмами, раздавалось немало предупреждений. Одно наиболее поразительное следует вспомнить. Бывший министром внутренних дел в кабинете Витте Петр Дурново писал: „Всеобщая война в Европе чревата для нас огромными трудностями... Военные неудачи неизбежны... Этим обстоятельствам будет придано преувеличенное значение... Все неудачи будут приписываться правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него... В стране начнутся революционные выступления. Армия, лишившись надежного кадрового состава, охваченная в большей части стихийно-общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованной, чтобы служить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные авторитета в глазах населения оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению”.

Записка была подана совсем недавно отметившему 300-летие дома РомановыхНиколаюП.Ее нашли на его столе после того, как пророчество Дурново сбылось. Никаких следов того, что последний российский император ознакомился с ней, не оказалось.

...Гром гремел за холмом. Дождя еще не было, но все ждали грозы.

В Нагутскую доходило лишь эхо далеких раскатов. Их совсем не слышно в сибирском селе Большая Тесь, что расположено неподалеку от тех мест, где отбывал ссылку Ленин, куда скоро сошлют Сталина и где родился Черненко. Спустя много лет, когда и он, и Андропов будут еще пребывать в полной безвестности, оба услышат популярную песню, передающую атмосферу предреволюционных лет:

Тучи над городом встали,

В воздухе пахло грозой...

Но в то время Петербург пел другие песни. На фешенебельной вилле „Роде” танцевали только еще входившее в моду танго. Потом его будет танцевать на будапештских приемах и Андропов, к тому времени уже заметно приблизившийся к власти. В Петербурге, как о том свидетельствует в своих мемуарах великий князь Александр Михайлович, все внешне было, как всегда, прекрасно. „Золотой шпиль Адмиралтейства был виден издали на многие версты. Величественные окна великокняжеских дворцов горели пурпуром в огне заката. Удары конских копыт будили на широких улицах чуткое ухо. На набережной желтые и синие кирасиры, на прогулке после завтрака, обменивались взглядами со стройными женщинами под вуалями. Роскошные выезды, с лакеями в декоративных ливреях, стояли перед ювелирными магазинами... А по вечерам девы-лебеди кружились на сцене императорского балета под аккомпанемент лучшего оркестра в мире”.

Те, кто открывал в те дни газеты, вряд ли уловил бы в них что-либо предвещавшее грозу. Это теперь, после того, как гроза прогремела, мы склонны придавать тем или иным сообщениям вещий пророческий смысл. Но современник, раскрыв „Русское слово”, или „Речь”, или „Русские ведомости”, интересовался прежде всего тем, что происходит в стране. Если заглянуть в номера, к примеру, за 13, 14 и 15 июня, в них мало что можно найти необычного. Правда, из мест, где родился Андропов, сообщают о предполагаемой забастовке рабочих. Но это местная забастовка, к которым привыкли и которые становились частью жизни современного государства, в какое ускоряющимися темпами превращалась Россия.

О том, что предполагается эта забастовка, можно было прочитать не только в поддерживающих правительство газетах, но и в оппозиционных, в частности, в „Правде”, свободно выходившей в Санкт-Петербурге, и редактором которой в то время был доживший до правления Андропова В. М. Молотов.