Последние километры

Смешались понятия, стерлись критерии, рухнули иллюзии. Для нас это понятно: социальные противоречия, политические конфликты, диалектика борьбы. А для такой Инги…

— Она много пережила, — виноватым голосом повторила фрау Шаубе. — Жила в Бреслау, неподалеку отсюда. В одну из ночей бомба попала в их дом. На ее глазах погибли отец, мать, то есть моя сестра, и пятилетняя дочурка, настоящий ангелочек… А еще раньше погиб ее муж в боях под Харьковом. Боже милостивый, где тот Харьков, зачем он нам?!

— Инга правду говорит, — заученно повторил профессор. — Страх… Отвратительный, липкий, ужасный. Он держал нас в своих тисках. Страх и ложь. Да еще циничная демагогия. То «молниеносная война», то «эластичная оборона», то «реконструкция столицы рейха», то вдруг заявление: «Мы будем бороться и позади Берлина…» Вот так, до последней минуты.

— Скажите, пожалуйста, — прервал его Терпугов, — от вашего старшего сына, Бернарда, не сохранилось никакого архива? Я имею в виду документы, дневники, письма…

— Все конфисковало гестапо, — вздохнув, ответил профессор.

— Нет, кое-что осталось, — не очень смело напомнила ему жена.

— Ты имеешь в виду то, что привезла из Веймара?

— Ну да. — И объяснила гостям: — В Веймаре живет моя сестра… Третья сестра. Собственно, я не знаю, что там сейчас происходит и жива ли она еще… Одним словом, я поехала к ней, когда узнала, что наш сын в Бухенвальде. Это возле самого Веймара, в том чудесном буковом лесу, где любил прогуливаться Гете. Бернарда уже убили. Моя сестра через знакомого служащего лагеря получила… за большие деньги кое-что из вещей Бернарда. Сейчас я принесу.

Старушка с трудом поднялась с места и пошла в комнату с книжными стеллажами.

— Если бы нагрянуло гестапо с обыском, — горько сказал профессор, — нам бы не сносить головы за эти вещи. Однако нашу виллу охраняли цитаты из фюрера и два сына на Восточном фронте.

Фрау Магда возвратилась, держа в руках обгоревший янтарный мундштук, старую заржавевшую зажигалку и выцветшую фотографию.

— Вот и все.

Терпугов явно был разочарован — он надеялся на большее. Чтобы скрыть свои чувства, он проглотил одну за другой несколько таблеток, даже не запивая водой. А Березовский чего-то особенного и не ожидал. Он все еще находился под впечатлением, которое произвела на него Инга, и потихоньку спросил у Катерины, как племянница профессора относилась к гитлеровцам.

— Не выходила из дому, целыми днями спала, а по ночам читала и курила, если удавалось раздобыть табаку или чего-то в этом роде, — ответила Катерина.

— Обратите внимание на фотографию, — сказала фрау Магда. — Катрин, прочти господам офицерам.

Катерина взяла фотографию, начала внимательно всматриваться в еле заметные буквы на обратной стороне.

— Катрин видит эти вещи впервые, — объяснила старушка. — Они были спрятаны.

Катерина наконец прочитала полустертый годами текст и удивленно подняла брови:

— Здесь написано: «Эс лебе Ленин!» — «Да здравствует Ленин!». А на фото — товарищ Тельман и…

— И наш Бернард, — гордо произнес профессор.

Не только Березовский, но и Терпугов уже не жалели, что оказались в этом странном особняке.

Алексей Игнатьевич попросил драгоценную реликвию, чтобы переснять фото для армейской газеты и боевых листков. Хозяева охотно согласились, поверив честному слову советского офицера. Условились, что завтра же шофер комбрига вернет ее профессору. И заберет — теперь уже навсегда — бывшую полонянку Катерину Прокопчук.

Возвращались на виллисе. Несмотря на надежные тормоза, Наконечный осторожно вел машину по узенькой улочке, которая стремительно спускалась вниз из района особняков в центральную часть Обервальде. В целях предосторожности фары пришлось выключить.

Внезапно улицу и соседний квартал осветило багровое зарево. Сначала все подумали, что это налетели фашистские самолеты и перед бомбардировкой развесили над городом осветительные ракеты. Однако нет, источник света был не в небе, а на земле.

— Чудеса! — воскликнул Чубчик.

— Неужели, пока мы ужинали, немцы бомбили город? — удивился Терпугов.

— Не бомбили, а подожгли, — догадался комбриг. — Пустили нам красного петуха.

И приказал шоферу:

— Включи фары, теперь уже все равно. И как можно скорее в район пожара!

Виллис, выхватывая из темноты мрачные стены средневековых каменных строений, мчался навстречу гигантскому пожару, который полыхал возле кафедрального собора. Горели соседние здания, пожар угрожал и самому собору.

— Провокация, — нахмурился полковник Терпугов.

Судя по всему, поджигатели заранее приготовили бензин или керосин, наметили для поджога дома с деревянными лестницами, балконами, галереями, гонтовыми крышами, которых много было в старой части города.

— Вот они! — воскликнул Чубчик, указывая дулом автомата.

Три тени, одна за другой, прошмыгнули от собора в переулок.

— За ними! — приказал комбриг, беря автомат наизготовку.

Алексей Игнатьевич выхватил из кобуры пистолет. Наконечный направил машину в тесный переулок. Фары цепко схватили и уже не отпускали трех беглецов.