Последние ласки

— В твоей квартире, наверное, все в пыли, да? — спрашивает Хавьер.

Как будто это имеет значение.

ИЗМЕНЕНИЯ-2

Каждый день я сижу у окна в своей старой полупустой квартире и качаю головой. Мир не реален. Это просто шутка. Машины для перевозки мебели и вывоза мусора сменяли друг друга перед рестораном «У Колина», и я была уверена, что на его месте появится новое симпатичное кафе. Через неделю после первого шока я была даже готова согласиться с тем, что это кафе будет довольно современным, с новомодной музыкой и молодыми официантами. Но нет. В помещение въехало похоронное бюро. Pompes Funèbres Bouleau![6] Ну и зрелище. Окна украшены тюльпанами и ангелочками. В зале выставлены гробы и могильные памятники. На электронном табло скользят буквы, бюро предлагает несколько акций по случаю открытия: скидочные дни.

Соседские собаки стали более нервными. Всякий раз, проходя мимо, я несу свежие цветы, да так, чтобы они были хорошо видны и у женщины, которая работает в бюро, не появилось слишком больших ожиданий на мой счет. Хавьер утверждает, что я слишком остро реагирую. Теперь он хочет, чтобы я немедленно переехала обратно к нему. Но я не в силах оторваться от своего места у окна.

ОБЫЧНАЯ БОЛЬ ОТ ЖИЗНИ

Я пристально смотрю на унылый фасад похоронного бюро. Хорошо бы, кто-нибудь разбил окно. Или все окна. Интересно, как зовут женщину, что там работает? Она постоянно чем-то занята. Неужели у нее нет никакой другой жизни? Как называется пятый черепной нерв? Я не могу вспомнить названия всех норвежских весенних первоцветов. Я могу навскидку назвать только нескольких американских президентов. Как же на самом деле звали четвертую жену Генри Вильямса? Тильда? Труди? И как мы отпраздновали первую совместную операцию по трансплантации сердца? Наверняка шампанским. Не решаюсь никому рассказать об этом. Если, например, Хавьер станет думать, что я склеротичка, дела могут пойти хуже, и все полетит вниз по спирали. И я нигде не могу найти чесалку для спины. Нехорошо. Это совсем нехорошо.

ПРОСТЫНКА

Я сегодня проходила мимо похоронного бюро целых два раза, но внутри никого не увидела. Только орхидеи, мерцающие свечи и новая экспозиция из трех маленьких белых гробиков с орнаментом по углам.

Крышка одного из гробов была снята. Внутри лежала белая рубашка, подушка и простынка. На самом деле я испытываю облегчение, что не нарожала детей и они не поумирали.

Я бы не выдержала такого.

РАССЕЯННОСТЬ

Хавьер удивил меня: купил билеты на балет. Импульсивность ему не свойственна, и он прекрасно знает, что я не люблю, когда меня застают врасплох. И все же приложил массу усилий, чтобы добыть эти билеты. Когда он позвонил, я с трудом скрыла раздражение от того, что он меня побеспокоил. В похоронное бюро как раз входили двое одетых в серое мужчин. Один был в шляпе. Войдя в помещение, они остановились у самых дверей. Может, они ждали женщину, которая там работает. Ее нигде не было видно, а мужчины тихо стояли на месте. Вроде бы мужчина в шляпе сказал что-то мужчине без шляпы.

— Что думаешь? — спросил Хавьер.

Я ответила ему что-то вежливое, уж не помню, что именно, но биение мыслей в моей голове уже уподобилось сердечной аритмии.

После разговора с Хавьером я сидела и раздумывала, правильно ли он меня воспринимает. А может быть, это я влюбилась в мужчину, которого совершенно не понимаю. Досада улеглась лишь спустя несколько часов, и я поняла, что балет — это отвлекающий маневр.

Он прав.

Озабоченность делами похоронного бюро полностью поглотила меня.

ГРУСТЬ ЖИЗНИ

Я не могу жаловаться.

Нет, могу.

Да, не могу.

МУЗЫКА

После того как мы прожили вместе три месяца, нас решили навестить двое детей Хавьера со своими супругами. Они привезли детей. Но они уже не дети. Конечно. Сложно уследить за всеми ними, ведь в нашей гостиной собралось не меньше десятка человек. У меня немного кружится голова, поэтому после обеда я не встаю со стула. Иногда ко мне подходит поговорить какой-нибудь человек. Я получаю шампанское и мой любимый шоколад. Хавьер ставит Франсиса Кабреля. Он смеется больше обычного.

ПЛОХОЕ ПРЕДЧУВСТВИЕ

В воскресенье мы пошли в магазин, чтобы купить постельное белье для нашей новой кровати, и там мне представилось, что моя сестра умерла. Стены персикового цвета внезапно стали казаться грязными, почти коричневыми. Кто заснет, глядя на такие стены? Облицовочные панели приводят меня в изумление. Если приглядеться к ним, становится понятно, что сотрудники магазина протерли их очень небрежно. Краска во многих местах потрескалась или же обои вытерлись? Я пытаюсь вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как мы с Элисабет разговаривали в последний раз. Хавьер рассуждает о том, как свет падает в окна магазина. Как обычно. Уж этот его вечный свет. Я вижу на стенах дырки от гвоздей, на которых висели картины, и пыль в углу за камином. Нам нельзя здесь ничего покупать.

СМЕРТЕЛЬНОЕ ГОРЕ