Последние назидания

Я представил себе горе родителей, их горькое раскаяние. Ведь это они заставляли меня сушить грибы, вместо того чтобы позволить танцевать с Наташкой под патефон. И тогда не случилось бы страшного.

Я спустился с косогора, обогнул санаторий, подошел к берегу.

Наверное, в верховьях прошли дожди, потому что Ока текла очень быстро, неся какие-то ветки и палки. Вода в потемках была темно-серой и страшноватой, и от реки несло сырым холодом. Я был легко одет и продрог. Топиться решительно расхотелось. Я решил отложить это дело до другого раза, сообразив, что топиться в таких условиях совсем неуютно. Ведь можно и в самом деле запросто утонуть и простудиться, и невесть когда и где найдут твой синий труп. Когда я представил себе свое прекрасное любимое тело распухшим и посинелым, то и тени сомнений в том, что топиться не следует, у меня больше не было…

Наутро спозаранку, чтобы поспеть к первому катеру, подали подводу. Я и теперь хорошо вижу эту картину. Подводу нагрузили под завязку, при том что многие вещи были оставлены хозяйке до следующего лета, хотя все прекрасно понимали, что никакого следующего лета не будет: понимали и мы, и обрадованная хозяйка, которая с жаром уверяла, что

все сохраним, вот те крест. Барахла было очень много, укладывали его долго, и так и сяк, но все равно что-то то и дело вылезало и вываливалось. Наконец, кое-как утрясли, и бабушку водрузили на узлы на самую верхотуру. И вот бедный коняга, поднатужившись, тронул, бабушка невозмутимо восседала наверху, как баба на чайнике, мы же шли рядом с телегой: сестрица, держась за руку матери, отец и я.

Объездным, пологим путем мы, наконец, прибыли к реке. Катер, по счастью, задерживался. Мы с отцом перетаскали вещи на пристань и опять усадили бабушку стеречь пожитки. Наконец, суденышко показалось вдалеке, выплыв из излучины. По течению, по быстрой воде катер приближался споро. Конечно, меня охватила грусть: оттого, что лето кончилось, оттого, что я никогда не увижу Наташку и в скором времени, наверное, не утоплюсь. И вместе с тем была радость, было предвкушение встречи с Москвой, с милыми дружками, уже не профессорскими сынками, но с новыми – попроще, с Сереней Черным, с

Ленькой Беспрозванным, даже с Игорьком Бастынцом, хотя первые два были самыми закадычными, и меня охватило предчувствие городской жизни взамен надоевшей деревенской. Прощай, Велигож, вот и катер. Я оглянулся. Наташка стояла на косогоре и махала на деревенский манер косынкой. Нежно заныло сердце, внутри екнуло. И, испытывая тихое блаженство, я, глупец, гордо отвернулся, вместо того чтобы хоть махнуть рукой ей в ответ. Хотя, конечно же, мне так хотелось взглянуть на нее – в последний раз. До слез.

КАК В БАССЕЙНЕ НЕ УТОНУТЬ

Когда из открытого бассейна Москва на Волхонке спустили воду, то окрестные жители вздохнули с облегчением. Огромный бассейн был, разумеется, с подогревом, а вода – сильно хлорирована, что не было пустой предосторожностью, ибо юные советские купальщики в те годы не отличались страстью к личной гигиене. Зимой над чашей бассейна стояла туча густого теплого пара, и, помимо испарений воды, это были пары хлора. Так что большую радость от закрытия бассейна испытали не только жители, но и художественная общественность, поскольку знаменитый Пушкинский музей изящных искусств стоял прямо напротив и хлор оседал на полотнах Рембрандта, Пуссена и Сезанна. Конечно, властям на искусство было глубоко наплевать, они тянулись к прекрасному разве что в тех случаях, когда удавалось забодать

какого-нибудь урода кисти Матисса или Пикассо на глупый Запад, а на вырученные деньги отправить своих чад на сафари в Танзанию или на серфинг в Калифорнию. Нет, тут было другое.

История этого места хорошо известна. За границей еще в советские времена был издан альбом фотографий, сделанных по заказу властей, на которых было запечатлено сокрушение в начале тридцатых храма Христа

Спасителя, построенного некогда именно здесь, в топкой низине на заливном берегу Москвы-реки, – эти фотографии позже, во времена послаблений, по-видимому, утекли из закрытых архивов и были переправлены за бугор. Тогда же советскому архитектору Иофану было велено воздвигнуть на этом же месте не менее впечатляющее, чем погибший храм, здание Дворца Советов, и по проекту сооружение должен был венчать не крест, а тридцатиметровый истукан, и лысая его голова терялась бы в облаках. Но при царе строить умели лучше, чем при рабоче-крестьянской власти, и советский храм болото принять отказалось. От грандиозного проекта остался только забетонированный котлован, который при Хрущеве и решено было превратить в общедоступный бассейн, поскольку большевики всегда высоко ставили физкультуру и спорт. Это и понятно. Им нужны были сильные молодые солдаты и рабочие, всегда готовые к труду и обороне, надо же было кому-то защищать и кормить партийную номенклатуру.