«Последние новости». 1934-1935

— Вы подумайте только
(сказал туалет),
Ведь на Золушке толком
ничего из нас нет!
— Это ясно,
дорогие,
мы ж такие
дорогие!
— Я вот стою, например,
двести сорок долларов!
— Да, — сказала парфюмерия, —
Это очень дорого!
Стеклянное озеро,
циферблат,
часики Мозера
затикали в лад:
Хорошо бы так это —
часовой пружинкой
пере-тики-таки-ваться
с Золушкиной жилкой…
Все забеспокоились
все заволновалось,
 туфелька расстроилась,
с чулком расцеловалась,
перчатки из замши,
ботик на резине:
— Как мы это раньше
не сообразили?!
Шелковое платье
шепнуло кольцу:
— Кольцо
как вы считаете: я Золушке
к лицу?

Золушка возвращается домой.

Страдиварием-скрипкою выгнулся кот,
вымыл личико кот для приличия,
и, подсев у окошка на черный ход,
заиграл большое мурлычио.

Дальше дело запутывается. Заговоры, Кощей-бессмертный, препятствия, новые невзгоды, — вся обычная сказочная бутафория. И такой же сказочный конец.

Чуда чудные, чудеса,
чу, десанты летят парашютные,
чуде-сальто вертят самолеты,
развернулась небес бирюза!
Чудесаблями брови,
чудесахаром губы,
чудесамые синие в мире глаза!

Я умышленно сделал множество цитат, чтобы обратить внимание на самый словесный состав «Золушки». Мне кажется, что стереотипное критическое выражение «талант бьет ключом» редко было бы более уместно. Наше личное отношение к искусству, наши взгляды, наши требования могут резко расходиться со всем тем, к чему стремится Кирсанов. Это вопрос особый. Но было бы и нелепо ждать совпадений или хотя бы близости при таком различии всего того, откуда творчество возникает. В какой-то мере, ведь, все-таки «бытие определяет сознание», действительно определяет, — и чуть ли не каждый день мы в этом убеждаемся.

Помимо чисто литературной оценки, «Золушка» интересна и показательна еще как факт советской жизни, как явление, характерное для новейших настроений, — в особенности, среди молодежи. Поэма отдаленно напомнила мне фильм «Веселые ребята», о котором везде было столько толков и споров. Сходство — в заразительной, бездумной, как бы беспринципной, подчеркнутой жизнерадостности. Кажется, никогда еще людям так не хотелось жить, — вопреки и наперекор всему, — как хочется сейчас в России.

«ПОПРАВКА К РЕВОЛЮЦИИ»

«Пильняк хочет поправить революцию биологией».

Обвинение, по советским понятиям, тяжелое. Биология у коммунистов вообще не в почете, и ссылаться на нее почти всегда зазорно. А тут еще речь идет о поправке к революции… Будто революция в поправках нуждается! Обвинение это брошено Пильняку целым рядом критиков и беллетристов, возмущенных его рассказом «Рождение человека». Не защищает Пильняка никто, — разве только И. Гронский, редактор «Нового мира», журнала, где возмутительный рассказ напечатан, пытается урезонить разволновавшуюся «писательскую общественность» тем, что Пильняк «субъективно совершенно советский человек», ну, а срываться и ошибаться случается всем. Оплошавшему редактору ничего другого не остается. Но общественность его доводам не внемлет — и негодует. «Как, на такой-то год такой-то пятилетки, после победы социализма, после всех речей Сталина!..». Каждый спешит выразить горестное недоумение, — и тут же дает автору «Рождения человека» совет немедленно перестроиться.