Последние первые планетяне (СИ)

Без того симпатичная Давыдову, певица предстала в совершенно новом восхищающем свете. Не выходило избавиться от мысли, что в избалованных спокойной жизнью мегаполисах почти невозможно встретить таких самоотверженных женщин. Люди там иной ментальности, подумал Николай, эгоисты и слабаки. Он не заметил, как эта мысль схожа с идеями коренных жителей Запада, от явной несправедливости которых воротило еще несколько недель назад, когда он только прибыл в Борей-Сити и выслушивал немало гнусностей о любимой родине.

Помимо прочего, за всеми рассуждениями он не услышал того, что наверняка было бы ему лестно. Собственно: Диана, прощаясь с женихом, шепнула тому на ухо, что, на ее взгляд, между Давыдовым и Бобби проскочила искра.

29

При всем желании Николая продолжить день в простых приятных встречах, отвлечься от дела Громова, подумать о своем, суровые будни Борей-Сити имели на молодого старшину иные планы.

В полдень Давыдову предстояло показаться на похоронах бывшего начальника. Ритуал прощания в церкви, как и последующее действо за городом, прошли как по маслу, и в общей сложности заняли полтора часа неуклюжей суеты. Народу было не так много, как предполагал Николай. По большей части проститься пришли те же самые представители борейской элиты, что не так давно собирались на банкете у Михаила Моргунова, включая самого своенравного бизнесмена. Последний в этот день оказался даже по своим меркам растерянно многословен. Он едва не каждому, кого встретил в церкви и на пустыре, где рассеивали прах, успел сказать пару слов. Всякий раз добавляя, что, несмотря на разногласия в вопросах политического строя фронтира, бесконечно уважал многоопытного законника. Моргунов старательно давал понять, что признает невосполнимую потерю для города. По мнению Давыдова, с которым они также перебросились фразой-другой, сказано это было как будто даже искренне.

После всех формальных мероприятий часть скорбящих разбрелась по дневным делам, и на своеобразные поминки, проводимые в квартире Громова, пришли только самые близкие старшины. Николаю показалось немного грустным, что это были в большинстве своем люди, связанные с Василием по долгу службы: офицеры управления, – не считая Максим и Князева, которые сами вызвались в патруль, – также работники ратуши под предводительством мэра и одного из его сыновей, еще несколько городских старожил. Давыдов, разумеется, не высказал ни слова по этому поводу, однако, осматривая собравшуюся компанию, все не мог отделаться от мысли, что, как бы ни уважал он Громова за принесенную жертву, сам он ни в коем случае не желает подобной судьбы. Чтобы в день его похорон, будут ли они через неделю или через пятьдесят лет, случилось так, что в толпе не найдется человека, который смог бы назвать его, Николая, своим родным: супругом, отцом, дедом. Минин с Камиллой, как бы странно это ни звучало, были среди собравшихся самые близкие к тому, чтобы считаться Громову детьми. Во всяком случае, его подопечными, главным наследием от роли начальника полиции. Это были все-таки фальшивые, притянутые связи, и они порождали в Давыдове скорее жалость, нежели восхищение. Еще он заметил немолодую даму из продовольственной службы, которая как-то особенно рыдала, смотря на выставленный в гостиной портрет убитого. Николай так решил, у них с Громовым была ни к чему не приведшая интрижка. Это наблюдение заставило молодого офицера потеряться в мыслях о собственном неясном будущем.

Вскоре после обеда львиная доля поминающих отдала старшине последнюю честь, – то есть выпила за вечный покой, – и в тоскливом безмолвии разошлась. В полупустой квартирке остались все те же люди, которые неделю назад первыми узнали о гибели начальника в гостях у Леоновых. Некоторое время пробовали развлекаться воспоминаниями о комичных и глупых случаях, связанных с Громовым, и, к удивлению Николая, таковых оказалось больше, нежели представлялось. Особо занимательны были истории градоначальника, а также старика Хоева, которые знали Василия еще молодым законником. В них он не успел познать несправедливую суровость фронтира, равно как разочароваться в лживых доктринах; еще не осознал, что будет вынужден отдать всего себя служению городу, ведь другие этого не сделают. Среди историй была пара уморительных и просто нелепых любовных похождений, которые виделись вполне поучительными, ведь так ни во что и не вылились.

Николай на время потерял нить незатейливой беседы и невольно припомнил утреннюю встречу с Бобби и ее дочуркой. Он решил при возможности ненавязчиво расспросить невесту первого помощника, что бы она могла рассказать о них. Офицер не был уверен, что это правда то, что нужно сейчас, на пороге тяжеловесного расследования, но обещал себе, что не станет одиночкой, как старшина Громов, или, во всяком случае, постарается не быть таковым.