– Когда мне рассказали обо всем: о шаттле, о сделке… ну… – замялся Сергей, – что вы помогли с Моргуновым в обмен на права на раскопки, скажем так, затея мне не понравилась. – Леонов виновато заулыбался: – Ох нет, не из жадности. Меня обеспокоило местоположение находки. С описания Николая я решил, что шаттл располагается на корпоративной земле. Это было бы ожидаемо. Во всяком случае, мы подумали, Моргунов потому и прятал его. Однако я провел собственное небольшое расследование. – (Констанция с тревогой глянула на бывшего градоначальника). – Не волнуйтесь, – отмахнулся Сергей. – Я был осмотрителен. Подключил знакомства в офисах «рудников». Напомнил о паре долгов. Все провернули по-тихому.
– Что выяснили? – спросила женщина.
Бывший мэр наклонился вперед, как бы предавая словам лишнего веса.
– Оказалось, никто из нас не прав, – вымолвил он. – Если мы с Николаем поняли верно, шаттл все это время располагался на нейтральной земле. Ничейной, если хотите. От пещеры, в которую он провалился, добрых полкилометра до ближайшего участка корпов. Поразительное везение, не так ли? – Сергей настороженно огляделся: не навострили в толпе уши, – и потом продолжил: – Трудно сказать, знал ли Моргунов, – пожал он плечами. – Возможно, он скрыл находку только с той целью, чтобы нанести «рудникам» неожиданной удар. А, возможно, он с самого начала подозревал, что возникнет ситуация, как с Громовым. Что кто-то решит, такое открытие заслуживает гораздо более благородного применения. Как считаете? В таком случае мерзавец был в некотором смысле прав, скрывая шаттл. Ведь он в тайне присваивал народное достояние. Фронтирцы заслужили долю с находки ничуть не меньше.
– Словом, если тебя или твоих людей мучают сомнения, – вновь включился Давыдов, – оставьте их. Моргунов украл первым.
Старшина было усомнился, что его довод оказал какое-либо влияние на Констанцию, – ее лицо нисколько не изменило угрюмого выражения, – однако он явно поторопился. Покачав головой, женщина выругалась:
– Сомнения?! Да хрена с два! – Она виновато осмотрелась, однако, как кажется, никто, помимо непосредственных собеседников, не услышал брани. – Может, когда-то в Симе чтили старые добрые традиции фронтирцев, – тогда объяснилась она. – Товарищество. Достоинство. Честный труд. Только деньки те давно ушли. Так скажу: рудная компания подтерлась нашими принципами, когда оставила город. С тех пор мы озабочены выживанием. В таких условиях, знаете, не до клятой морали… – (Сергей Леонов восторженно усмехнулся). – Верно, господин градоначальник! Совестно ли отбирать товары у жителей Борей-Сити? Ни капли! Эти корпы на одно лицо. Вредим одним – вредим всем. Если придется напоследок замарать ручки, дабы отойти от дел, мы не против. Хотя приятно, что оно так вышло, – все-таки, изобразив улыбку, заключила Констанция.
Это был первый и последний раз, когда старшина наблюдал, чтобы женщина проявила маломальское подобие радости.
Они еще недолго говорили о том, как произойдет передача раскопок в руки Призраков, и, хотя в словах Леонова все-таки проскальзывало разочарование, что грандиозная находка не перепадет Борей-Сити, тем не менее бывший мэр оставался верен себе. По большей части он выражал неподдельную радость, что настрадавшиеся соседи наконец заживут с достоинством. Николаю показалось даже, лично Констанция вызвала у Сергея особое чувство восхищения. В иное время, подумал старшина, Леонов не отказал бы себе приударить за властной дамой.
Однако по возвращении из изгнания Сергей и правда казался другим человеком. Когда Констанция оставила их, дабы перекинуться парой слов с Камиллой, бывший градоначальник только сдержанно похвалил женщину за несгибаемую волю.
– Почему-то мне кажется, как шум от случившегося слегка сойдет на нет, – сказал он, улыбаясь, – ее изберут главой Сима. Чес-слово! Первый независимый мэр в наших краях… Та еще поднимется шумиха в корповской прессе!
– Пожалуй, – ответил Давыдов. – Думаете, план сработает?
Леонов, покосившись на старшину, задумчиво приподнял густые брови.
– С шаттлом-то? – переспросил он и тут же отозвался: – Все будет хорошо.
Мужчины еще некоторое время молча стояли в сторонке, погруженные каждый в свои думы, а затем из толпы кто-то присвистнул, прочитали прощальную речь, и процессия, тотчас объединившись в длинный муравьиный поток, потянулась обратно в город.
Тем же вечером полицейские отдельно собирались в «Пионере», чтобы с надлежащими почестями помянуть погибших коллег. Настроение царило такое, что даже в адрес Максим не прозвучало грубого слова.
55
Как то зачастую случается на фронтире, одно событие стремглав сменяет другое, новая новость вмиг заслоняет старую, и вот целый город, только гудевший без умолку от бесчинств слетевшего с катушек бизнесмена, в одночасье забывает о нем и как ни в чем не бывало берет упиваться свежими переменами в скупой провинциальной жизни.