Последние похождения Арсена Люпэна. Часть I: Двойная жизнь Арсена Люпэна

Он открыл дверь и пропустил ее вперед. Но в ту же минуту в коридоре послышались возгласы; начали сбегаться люди — дежурные инспектора, служащие из бюро…

— Шеф! Шеф!

— Что случилось?

— Дьези!

— Он только что от меня ушел…

— Его нашли на лестнице!

— Мертвым?!

— Нет, он оглушен, без чувств…

— А человек, который с ним? Старик Штейнвег?..

— Исчез…

— Гром и молния!

Он бросился в коридор, скатился по лестнице и в середине группы в несколько человек, оказывающих ему помощь, нашел Дьези, лежавшего на площадке второго этажа.

Затем увидел Гуреля, поднимавшегося по ступенькам.

— Ага, Гурель! Ты был внизу? Никого не встретил?

— Нет, шеф…

Но Дьези приходил уже в себя, и тут же, едва раскрыв глаза, тихо проговорил:

— На этой площадке… Маленькая дверь…

— Ах, черт возьми, дверь седьмой комнаты! — воскликнул начальник Сюрте. — Я ведь давно приказал запирать ее на ключ… Так и знал, что в тот или иной день…[1]

Он яростно схватился за ручку злополучной двери.

— Ах ты, черт! Засов с той стороны, конечно, задвинут!

Эта дверь, правда, была частично застеклена. Рукояткой револьвера он разбил одно из стекол, выдвинул засов и сказал Гурелю:

— Галопом туда, к выходу на площадь Дофине…

И, возвратившись, обратился к пострадавшему:

— Давай, Дьези, рассказывай. Как ты позволил привести себя в такое состояние?

— Меня ударили кулаком, шеф…

— Кулаком — этот древний старец? Но он едва держится на ногах!

— Не он, шеф, тот, другой. Который прохаживался по коридору, пока Штейнвег был у вас, и последовал за нами, словно тоже решил уйти… Догнав нас, он попросил у меня прикурить… Я стал искать спички… И он этим воспользовался, чтобы ударить меня под ложечку… Я упал и, падая, заметил, что он открыл эту дверь и потащил туда за собой старика…

— Ты бы его узнал?

— О да, шеф… Крепкий парень, очень смуглый… Откуда-то с юга, конечно…

— Рибейра, — скрипнул зубами господин Ленорман. — Опять он! Рибейра, он же — Парбери. Ах, сукин сын, какая дерзость! Он опасался старика Штейнвега… И пришел, чтобы забрать его прямо отсюда, у меня из-под носа!..

И, в бешенстве топнув ногой, добавил:

— Но, клянусь преисподней, как же он узнал, бандюга, что Штейнвег здесь! Не прошло ведь четырех часов с тех пор, как я гонялся за ним через леса близ Кюкюфа… И вот он уже тут как тут!.. Как он узнал?.. Он прирос, стало быть, ко мне?..

Господина Ленормана охватил один из тех приступов задумчивости, когда он, казалось, ничего не видел и не слышал вокруг себя. Госпожа Кессельбах, проходившая как раз мимо, поклонилась ему, не получив ответа.

Но звук шагов в коридоре вывел его из транса.

— Это ты, Гурель? Наконец!

— Все правильно, шеф, — доложил Гурель, тяжело дыша. Их было двое. Прошли по этому пути и вышли на площадь Дофине. Там ждал автомобиль. В нем было еще двое, один — в черном, в мягкой шляпе, надвинутой на глаза…

— Это он, — прошептал господин Ленорман, — убийца, сообщник Рибейры-Парбери. А другой?

— Это была женщина. Без шляпы. С виду — горничная… Кажется — хорошенькая… Рыжеволосая…

— Что? Ты говоришь — рыжая?

— Да.

В одно мгновение господин Ленорман повернулся, через четыре ступеньки сбежал вниз по лестнице, промчался через двор и выскочил на набережную Орфевр.

— Стойте! — крикнул он.

Экипаж «виктории», запряженный двумя лошадьми, удалялся. Экипаж госпожи Кессельбах… Но кучер услышал и придержал коней. Господин Ленорман живо вскочил на подножку.

— Тысячу раз простите, мадам, ваша помощь совершенно необходима. Позвольте, прошу, доехать с вами… Но надо спешить… Гурель, где моя машина… Отослал?.. Тогда давайте другую, любую…

Они разбежались, каждый в другую сторону. Прошло, однако, не менее четверти часа, пока привели арендованный автомобиль. Господин Ленорман кипел от нетерпения. Госпожа Кессельбах, стоя на краю тротуара, пошатывалась, держа флакон с нюхательной солью…

Наконец они сели в машину.

— Садись с шофером, Гурель; гоните прямо в Гарш.

— Ко мне? — с удивлением воскликнула госпожа Кессельбах.

Шеф Сюрте не отвечал. Он высовывался в окно, размахивал своим удостоверением, называл себя регулировавшим движение постовым. Только выехав к Кур-ла-Рену, он снова сел и промолвил:

— Умоляю, мадам, отвечайте на мои вопросы прямо. Видели ли вы мадемуазель Женевьеву Эрнемон сегодня, к четырем часам дня?

— Женевьеву? Да, я как раз одевалась, чтобы ехать в город…

— И о той заметке, объявлении в «Газете» насчет Штейнвега, вам сообщила она?

— Действительно.

— Тогда вы и приняли решение посетить Сюрте?

— Да.

— Во время разговора с мадемуазель Эрнемон вы были одни?

— Ей-богу… Не помню уже… а что?

— Постарайтесь вспомнить… не было ли в комнате одной из ваших горничных?

— Возможно… Поскольку я одевалась…

— Как их зовут?

— Сюзанна… И Гертруда…

— Одна из них — рыжая, не так ли?

— Да. Это Гертруда.

— Вы знаете ее давно?

— Ее сестра всегда мне служила… Да и Гертруда у меня уже несколько лет… Это сама честность, сама преданность…

— Короче говоря, вы за нее отвечаете?

— О! Абсолютно!

— Тем лучше… Тем лучше…