Последние похождения Арсена Люпэна. Часть II: Три убийства Арсена Люпэна

— Вначале — добейте его… Я не в силах больше жить, вы должны спасти меня от него… Вы должны… Я не в силах больше жить…

Он развязал ее, заботливо уложил на диван и сказал:

— Вы правы… И в этом месте бояться вам нечего… Подождите, я вернусь.

Но, едва он отвернулся, она с живостью схватила его за руку:

— А вы?

— Что вы хотите сказать?

— Если этот человек…

Казалось, она боялась за Люпэна ввиду предстоящей последней схватки, к которой сама его толкала. Казалось, в последний момент была бы счастлива удержать его.

Он прошептал:

— Спасибо, и будьте спокойны. Мне нечего бояться. Он теперь один.

Оставив ее, он направился в глубину сарая. И, как ожидал, увидел лестницу, приставленную к стене, по которой поднялся до слухового окна. Этим путем и воспользовался Мальрейх, чтобы вернуться в свое логово на улице Делезман.

Он повторил этот путь, как прошел по нему за несколько часов до того, пробрался во второй сарай и спустился в сад. Теперь перед ним был дом, в котором тот поселился. Странное дело, Люпэн ни капли не сомневался в том, что Мальрейх — у себя. Их встреча была теперь неизбежной; отчаянная борьба, которую они вели друг против друга, близилась к концу. Еще несколько минут, и все будет кончено.

Но сюрпризы не кончились. Он взялся за ручку двери — и она тут же поддалась. Особняк не был даже заперт.

Он прошел через кухню, вестибюль, поднялся по лестнице; он шел по дому свободно, не пытаясь умерить шум своих шагов. На площадке остановился. Пот стекал с его лба, кровь стучала в висках. И все-таки он сохранял спокойствие, владея собой, каждой своей мыслью. Он вынул оба револьвера и положил их на верхнюю ступеньку.

«Никакого оружия, — сказал он себе, — только руки, ничто кроме силы моих рук… Этого достаточно… так будет лучше всего…»

Перед ним были три двери. Он выбрал среднюю, нажал на ручку. Ничто не препятствовало. Он вошел.

В комнате было темно, однако через распахнутое окно проникало сияние ясной ночи. Он увидел белые занавеси и простыни на кровати.

И на ней кто-то полулежал.

Люпэн резко осветил карманным фонариком возникший перед ним человеческий силуэт.

— Мальрейх!

Перед ним было до синевы бледное лицо Мальрейха, его темные глаза, заостренные скулы мумии, его иссохшая шея. Все это — неподвижное, в пяти шагах от него. И он не мог бы сказать, что эта застывшая маска, этот лик мертвеца выражал малейший страх, хотя бы какое-то беспокойство. Люпэн сделал к нему шаг, второй, третий. Человек не дрогнул, не пошевелился.

Видел ли он? Понимал ли? Казалось, его глаза были устремлены в пустоту, и все вокруг представлялось ему более галлюцинацией, чем действительностью.

Еще шаг…

«Он будет защищаться. Должен защищаться, — подумал Люпэн. — Должен защищаться!»

И протянул к тому руку. Человек перед ним не сделал ни единого жеста, не отшатнулся, его веки не дрогнули.

И сам Люпэн, потрясенный, охваченный ужасом, потерял вдруг голову. Он опрокинул противника, повалил его на постель, обернул его в простыни, перетянул одеялами, придавил коленом, как добычу. Без того, чтобы тот попытался хоть чем-то воспротивиться.

— Ах! — крикнул Люпэн, опьяненный радостью и утоленной ненавистью, — наконец ты раздавлен, мерзкая тварь! Наконец-то я с тобой совладал!

Снаружи улицы Делезман прослушался шум, в калитку сада забарабанили чьи-то кулаки. Бросившись к окну, он закричал:

— Это ты, Вебер! В добрый час! Ты образцовый слуга! Закрой за собой решетку, мой милый, и беги сюда! Добро пожаловать!

За несколько минут он обыскал платье своего пленника, завладел его бумажником, захватил бумаги, которые обнаружил на скорую руку в ящиках секретера и бюро, бросил все на стол и просмотрел. И вскрикнул от радости: там была пачка писем, тех уже знаменитых писем, которые он обещал вернуть германскому императору. Он положил остальные бумаги на место и снова кинулся к окну.

— Дело сделано, Вебер! Можешь заходить! Ты найдешь убийцу Кессельбаха — связанного, готовенького… Прощай, Вебер!

И, скатившись с лестницы, поспешил к сараю. Пока Вебер проникал во флигель, он присоединился к Долорес Кессельбах.

Действуя в одиночку, он задержал семерых сообщников Альтенгейма!

И выдал правосудию таинственного главаря банды, омерзительное чудовище, Луи де Мальрейха!

III

На широком деревянном балконе, у небольшого стола молодой человек писал.

Время от времени он поднимал голову и окидывал туманным взором горизонт, окрестные холмы; деревья, уже тронутые осенью, роняли последние листья на красные крыши вилл и на газоны садов. Затем принимался опять писать.

В какую-то минуту он взял свой листок в руки и прочитал вслух:

Текут безвольно дни и ночи,
Уносит их судьбы поток.
Едва заря забрезжит в очи, —
И вот уж наш закончен срок.

— Неплохо, — сказал чей-то голос за его спиной, совсем неплохо. — Мадам Эмабль Тастю не написала бы лучше. В конце концов, не каждому дано быть Ламартином…

— Вы!.. Вы!.. — пробормотал молодой человек в полной растерянности.