Последние распоряжения

Странно думать, что все вышло наоборот. Когда казалось бы. Ведь аккурат перед тем, как получить это известие о нем, я послал ему открытку: мол, жив-здоров, загораю на солнышке, хотя и не пожелал бы ему присоединиться ко мне. При том, что человеку его профессии тут было бы раздолье – вон сколько бесхозного железа валяется, – и климат для его легких что надо: тепло и сухо, только вот пыль, да дым, да бензиновая гарь, да мухи эти чертовы. А он, наверно, собирался с духом, готовился получить похоронку: извещаем вас, что рядовой Р. Джонсон сыграл в ящик. «Хоть об этом ему теперь не беспокоиться», – сказал Джек. Сам валялся под той стеной, точно мертвый. А я думал о том, что когда-нибудь мне, возможно, придется сказать этой девушке на фотографии: «Миссис Доддс? Эми Доддс? Вы меня не знаете, но я дружил с Джеком. В Африке. – Держа в руках то, что по-армейски называется „личные вещи“. – Меня зовут Рэй Джонсон. Я тут неподалеку живу».

И запомни, Рэйси, сынок, – ты не металлолом собирать родился.

Этот снимок сделали на побережье. Сразу видно было. Летнее платье, летняя улыбка, пляжный фотограф. Теперь-то я знаю где.

Мы поворачиваем вдоль набережной, все тем же черепашьим шагом, медленно, торжественно и благопристойно. Но если мы хотим опередить дождь, надо бы поторопиться. Хотя стоит посмотреть на водяные брызги, фонтаном взлетающие над стеной гавани, то бишь Пирсом, как становится ясно: все одно вымокнем. Ветер, похоже, дует как раз поперек залива, с запада на восток. Дома здесь уже не такие капитальные, и дорога между ними и морем не такая широкая. Они кажутся хрупкими и какими-то жалкими – потому ли, что больше открыты стихиям, или потому, что им с самого начала нечем было особенно похвастаться. Кофейня Марио. На окнах некоторых домов ставни – видно, хозяева покинули их навсегда. Кондитерская Роуленда. Рубин – пиво всех сортов. Я гляжу на рубиновую физиономию Ленни – наверное, он тоже приметил эту вывеску. По-моему, мы все отметили ее про себя. Казанова – блюда на вынос. Роковая женщина – аксессуары и парфюмерия.

Не так уж это много. Не о чем и домой писать, если ты наконец попал сюда. Если море – это просто море, мокрая пустыня, а все остальное чепуха, не заслуживающая внимания. Пирс, почтовая открытка, монетка в щель автомата. Пожалуй, можно сказать, что Джеку и Эми повезло, точнее, повезло Эми. Убогая мечта – сюда переехать. Хотя мечты – они все убогие.

Тридцать четыре тысячи.

Я мог бы посмотреть мир. Не везде же одни моря да пустыни. Махнуть на край света. Сидней, Бонди-бич, куда там Маргейту. Поглядеть на Сью, прежде чем она получит извещение, что... прежде чем она скажет Энди, который, наверно, уже не носит ту афганскую куртку: «Это мой старик».

Сыграл в ящик.

Я скажу ей: извини. Извини, что перестал писать. Потому что первым перестал я, не спорю, но у меня были свои причины. Я человек маленький, но у меня есть своя гордость, и в некоторых вещах мне трудно признаваться. Это все из-за Кэрол. Потому что она бросила меня, променяла на другого такого же олуха, и мне было стыдно и боязно говорить тебе, ведь я думал, что ты подумаешь, поскольку вы с ней всегда были на ножах: это я виновата, или решишь, что я набиваюсь на сочувствие или что это имеет какое-то отношение к твоему отъезду. Я думал, что вовсе не писать будет лучше, чем сочинять всякое вранье, вот и перестал. Правда, теперь, когда ты все знаешь и знаешь, что я молчал чуть ли не двадцать пять лет, это может навлечь на меня подозрение и похуже. Ведь все двадцать пять лет ты могла думать, что на другом краю света живем мы с Кэрол, а главное, я, и мы просто решили не писать. С глаз долой – из сердца вон. Радовалась, наверно, что сбежала от таких родителей. Но вот он я, наконец явился и говорю тебе это прямо в лицо. Кэрол оставила меня через полгода после тебя, это факт. И еще один факт: по ней я давно перестал скучать, что ж поделаешь, зато по тебе скучал всегда.

Ну а где внуки-то? И бассейн. А медвежат коала покажешь?

Я мог бы посмотреть мир. Это лучше, чем мотаться по ипподромам. ЧелтнемЭпсомЮттокеетер. Лучше, чем лошадок обхаживать. Слыхали? Старина Джонсон, Счастливчик, бросил скачки, больше не играет. Мир полон одиноких, невезучих людей – они трутся на ипподромах, заключают пари, дожидаются результатов футбольных матчей, рвут пополам счета, а есть и такие чудаки, которые по воскресеньям клады ищут.

А потом я сказал бы Сюзи: есть еще кое-что, о чем ты не знаешь. Я ведь не один приехал сюда, в такую даль, – нет, дочка. Погоди-ка секундочку. Тут вот со мной... это Эми. Помнишь – твоя тетя Эми, как ты ее всегда называла. Хотя теперь-то она уж не тетя тебе, все теперь малость по-другому. Думаешь, с чего мы пустились в это путешествие? Это не просто поездка к родным, не просто старикам на месте не сидится.