После Павла семья так называемых Романовых плодилась и множилась. При Александре III это размножение приняло столь угрожающие для государственного бюджета размеры, что пришлось подумать о сокращении. Конечно, не о сокращении рождаемости в великокняжеском племени, а о некотором сокращении их прав на мужицкую мошну. Издано было новое положение об императорской фамилии.
Очень пагубной оказалась фамусовская традиция «порадеть родному человечку».
Царские братья, дядья и племянники получили весьма видные и весьма ответственные назначения. Но именно ответственности-то они по своему положению царской родни не подлежали.
Образования эти родственники, по обыкновению, бывали весьма скудного, знания России у них естественно не предполагалось, дисциплины служебной, государственной они органически для себя не признавали и не было на них ни суда, ни расправы.
Вся орава великих князей была новейшей высокопоставленной опричниной, с которой ни министрам, ни вообще правившей бюрократии, ни тем более населению никакой справы не было.
К тому же, так как у них у всех были «царственные» аппетиты и никаких «законных» миллионов им не хватало, то они все безудержно воровали.
Николай Николаевич-старший, в качестве главнокомандующего в турецкой войне 1877–1878 годов, настолько скомпрометировал себя в махинациях аферистов-поставщиков, которые разували народ и морили голодом победоносное русское воинство, раздувая невероятные цены на поставки, что начавшееся было судебное дело против мародеров пришлось замять, дабы не судить заодно с интендантами и поставщиками самого великого князя главнокомандующего.
Михаил Николаевич, бывший наместником Кавказа, воровал там и присваивал великокняжеские имения со всякими естественными богатствами.
Владимир Николаевич вечно нуждался в деньгах, был всегда в долгах и открыл себе хороший источник доходов, когда на месте «убиения» Александра II стали строить грандиозный храм Воскресения.
Деньги на постройку собирали очень долго по всей России, усиленно призывали весь русский народ к жертвам в память «царя освободителя». Председателем строительного комитета был Владимир, и он и жена его, Мария Павловна, весело и фривольно покучивавшая с французскими актерами, тащили из денег, стекавшихся на увековечение памяти Александра II, сколько только могли.
Храм строился очень долго, и многие годы тянулись хищения их высочеств, о чем знали все.
Какой-то секретарь попал даже под суд, ибо, глядя на великого князя, тащили все, кто во что горазд, по подсудимый — стрелочник, предъявил суду записочки Марии Павловны с требованиями о выдаче разных сумм, и дело пришлось скомкать.
Артиллерией ведал Сергей Михайлович, и ничего хорошего, кроме воровства, от этого не получилось.
Флотом ведал Алексей Михайлович, и тут воровство было прямо сказочное. Уворовывали целые броненосцы, которые волшебно превращались в умопомрачительные бриллианты, сверкавшие на всяких весьма любимых высочайшим флотоводцем французских опереточных дивах.
Доходило до публичных скандалов, и одна из фавориток Алексея, артистка балета, получила прозвище: A bas l’etat — к черту государство.
Знаменитые «калоши» эскадр Рожественского и Небогатова обошлись русскому народу много дороже самых лучших английских броненосцев, и страшное поражение при Цусиме в значительной мере связано со вкусами великого князя Алексея.
Александр Михайлович тоже примазался к делам мореплавания и занимался тайными аферами. Он же являлся одним из инициаторов той злосчастной аферы с концессиями на Ялу, которая и втянула Россию в войну с Японией.
Великого князя Сергея Александровича пришлось выпроводить из Петербурга, где он слишком явно скомпрометировал себя слишком откровенными проявлениями своих гомосексуальных наклонностей.
Его назначили генерал-губернатором Москвы.
Сергей Александрович был огромный верзила, необыкновенно тупой и злобный.
Это был заядлый крепостник, и очень конфузился, что был сыном Александра II, обидевшего помещиков.
Впрочем, сам он, конечно, править был неспособен и при нем активную роль сатрапа играл знаменитый «вахмистр по воспитанию и погромщик по убеждению», генерал Трепов. А при Трепове состояли такие молодцы, как полицеймейстер Власовский и целый сонм натасканных на злобность чиновников.
В Москве была Ходынка, в Москве процвела зубатовщина и вообще был полный разгул опричнины. Главным цензором был В. Назаревский, некогда лакействовавший при Каткове, затем душивший печать, просвещавший рабочих, вовлеченных в зубатовщину, и на всякий случай бравший взятки.
Там же при великом князе процветал истинно русский Грингмут, прозванный Грянь-Кнут, и вообще творились чудеса.
А когда Сергей Александрович был разорван бомбой Каляева, ненавидевшие его москвичи жестоко острили, что вот, мол, в первый и единственный раз великий князь раскинул мозгами.
Своим мракобесием Сергей Александрович оказывал пагубное влияние на своего племянника Николая II.
Он усиленно толкал царя в объятия черносотенства и изуверской реакции.