Последние Романовы

Теперь Англия поспешила воспользоваться глупостью русской дипломатии, направлявшейся лично Александром III, и рекомендовала поменьше ссылаться на Берлинский трактат, чтобы не толковать его постановлений «в ограничительном смысле для тех народов, участь которых надлежит улучшить».

Получилось преглупое и даже препикантное положение.

Россия, принесшая столько жертв в последнюю войну, как и в целом ряде предыдущих войн, униженная на Берлинском конгрессе, теперь отстаивала стеснительные для славян статьи Берлинского трактата и отстаивала права султана во вред славянам, а защитницей славян выступала Англия, а русского ставленника, болгарского князя — поддерживала также и Австрия против России. В конце концов, даже Порта примирилась с Александром Баттенбергским, и державы, вопреки Александру III, признали его генерал-губернатором Восточной Румелии.

Александр III страшно рассердился и приписал всю вину не глупости своей дипломатии, а предательству и неблагодарности Баттенберга. И, как ребенок, бьющий камень, об который он ушибся, Александр III обрушил свой гнев на болгарского князя.

Все русские офицеры были отозваны из Болгарии, но расстроить болгарскую армию этим не удалось. Милан Сербский, вздумавший использовать момент, когда болгарская армия лишилась русского командного состава, и набросившийся на Болгарию, был позорно разбит.

После восстания в Болгарии, князю Батгенбергу пришлось-таки уйти, но на болгарский престол попал после этого не русский кандидат, а австрийский — Фердинанд Кобургский.

Румыния после войны была обижена Россией, Сербия при Милане держалась австрийской ориентации, но Александр III так плохо соображал размеры дипломатического и политического поражения России на /163/ Ближнем Востоке, что в 1889 г. произнес демонстративный тост за «единственного верного друга России, князя Николая Черногорского». Впрочем, единственный друг этот был не совсем бескорыстен, получая от России постоянно денежные подачки.

Таким образом, удивительно выдержанная и последовательная, «мудрая» политика «Миротворца», Александра III, привела к тому, что Россия без всякой войны потеряла не только все плоды победоносной войны, но потеряла даже больше, чем могла бы потерять после самой несчастной войны.

Александр III был противником не только внутренней, но и внешней политики своего отца.

Во внутренней политике он очень успешно ликвидировал все, что можно было, из реформ Александра II и закончил разрушение всего того, чего не успела разрушить реакция, закончившая царствование Александра II.

В области внешней политики Александр III успел уничтожить достижения предыдущего царствования на Балканах.

Александр II жил в дружбе с Германией и питал нежные родственные чувства к дяде своему, германскому императору.

Александр III немцев не любил, родственных чувств к германскому императорскому дому не питал. Александр III был примерным семьянином и жил в примерном согласии со своей женой, дочерью страны, обиженной и обобранной Пруссией.

Наивные люди вначале возлагали даже какие-то надежды на датскую принцессу Дагмару. Надеялись, что дочь конституционного короля, враждебная к Пруссии с ее культом силы, внесет какие-то либеральные влияния в свою новую родину.

По поводу въезда Дагмары в Россию, Тютчев написал восторженное стихотворение:

……………………………….
Словно строгий чин природы
Предан был на эти дни
Духу жизни и свободы,
Духу света и любви. /164/
………………………………
Небывалое доселе
Понял вещий наш народ,
И Дагмарова неделя
Перейдет из рода в род.

Эти стихи написаны в 1866 г., а через 15 лет бывшая принцесса Дагмара стала русской императрицей, и «вещий наш народ», за которого без достаточных оснований говорил Тютчев, решительно ничего хорошего не почувствовал.

Мария Федоровна была покорной, послушной и довольно бесцветной женой Александра III, и не смела, а вероятно, и не хотела ни в чем перечить своему мужу.

Трудно сказать, имела ли Мария Федоровна даже влияние на чувства своего мужа к немцам.

Александр III и сам по себе недолюбливал немцев, и помнил обиду Берлинского конгресса, но, с другой стороны, Германия была оплотом европейского консерватизма и монархической идеи. А соперница Германии, Франция, была республикой, имела в прошлом несколько революций и национальным гимном у нее была «Марсельеза». К тому же она отказалась выдать участника покушения на Александра II, Гартмана, да и был там такой министр, как Флокэ, который когда-то в Париже, во дни молодости своей, крикнул Александру II прямо в лицо:

— Да здравствует Польша!

Ах, эта Польша. Она стояла на всех путях русско-славянской политики.

Как только русская царская дипломатия подымала славянский стяг и прикрывала свои вожделения умилительными словами о братьях-славянах, стонущих и под австрийским, и под турецким игом, слышалось это коварное:

— А как же Польша?