Последние Романовы

В главном комитете большинство состояло из заведомых крепостников, которые всячески старались затянуть дело и по возможности испортить его.

Из дворян только меньшинство, да и то из молодежи, которая не пользовалась в помещичьих кругах влиянием уже по самой молодости, стояло за освобождение. Огромное большинство либо возмущалось самой мыслью об упразднении крепостничества, видя в этом возмутительное нарушение «исконных» дворянских прав, либо — те, которые были поумнее — норовило устроить освобождение без земли.

Эти отлично понимали, что освобождение крестьян без земли, или, вернее, освобождение крестьян от земли, лучше и вернее всякого крепостного права отдаст крестьян всецело в дворянские руки.

Они понимали, что такое положение даже удобнее крепостничества, потому что заставит мужика работать на помещика на каких угодно условиях и снимет с помещика уже всякую заботу о мужике.

Тем более это улыбалось дворянам, что и суд, и полиция должны были остаться в дворянских руках, как это было в остзейских провинциях.

Правда, в России тогда уже выросла многочисленная внеклассовая интеллигенция, которая могла поддержать реформаторские стремления царя и на которую Александр мог бы опереться. Но у Александра не хватило ни энергии, ни смелости, чтобы вырваться из крепко сплетенной сети табели о рангах.

Александр был, в сущности, «очень милой» посредственностью. Он был то, что в детстве называется «пай-мальчик», был кроток, послушен и почтителен. Если бы он учился в гимназии, он был бы, вероятно, типичным «первым учеником». Он был с ленцой, не очень даровит, но чрезвычайно аккуратен, благонравен и послушен. Родители на него нарадоваться не могли.

Даже в возрасте бурной юности, даже в таком случае, когда молодое чувство охватывает душу, благонравие берет у Александра верх.

В 1839 году молодой Александр совершал путешествие /105/ по Европе в сопровождении Жуковского и других лиц своей свиты.

Возвращаясь из Италии и объезжая дворы бесчисленных немецких родственников, наследник попал и в Дармштадт, который, собственно, и не входил в маршрут. Но по настоянию одного из лиц свиты наследник согласился и на этот скучный визит. В Дармштадте великий герцог повез Александра в театр, а оттуда к себе в замок, на устроенный в честь гостя вечер.

«Этот импровизированный дармштадтский праздник казался всем одним лишним эпизодом, который должен был только надоесть и наскучить», — рассказывает Жуковский.

«Совершенно иное значение», — говорит историк Александра II Татищев, — придала ему встреча Александра Николаевича с младшею дочерью великого герцога, пятнадцатилетней принцессой Марией. Поздно вечером вернулся он домой, очарованный, плененный. Имя принцессы не сходило у него с уст. Впечатление свое он тотчас же изложил в письмах к родителям. Тяжело ему было уезжать из Дармштадта. Добрый Жуковский вызвался было притвориться больным для того, чтобы доставить ему повод, из любви к занемогшему наставнику, остаться в этом городе еще несколько дней. Наследник не согласился. “То, на что решился он”, — отписал Василий Андреевич императрице, — “конечно, лучше, ибо он и в деле сердца предпочел дождаться того, что будет решено государем, и следовать своему чувству только тогда, когда оно будет согласно с одобрением вашим”».

Как все это типично для Александра: и эта любовь к тихой и скромной немецкой девочке, и это полное подчинение чувства родительскому одобрению и установленному маршруту… Типичный образцовый благонравный мальчик из поучительной детской книжки.

Александр знал, что об освобождении крестьян задумывалась еще Екатерина, раздарившая, впрочем, около 800 тысяч крестьян с их землями своим фаворитам. Он знал, что с мечтой об освобождении носился 25 лет Александр I, и что тридцать лет все примерялся /106/ к этому «незабвенный» родитель, оставив ему эту задачу в наследство.