Последние рыцари

«Писатель — общественное явление, и суждение о нем надлежит основывать, во-первых, на характере и объеме его таланта, а во-вторых, на оказанном им влиянии на дальнейшее развитие общества. Прошло то время, когда художественная литература рассматривалась как приятное развлечение, заполняющее «часы досуга». Все меньше и меньше становится тех, кто хотел бы, чтобы искусство было лишь своего рода посредником между наукой и простым людом, чтобы распространять в его среде полезные знания. Источник искусства заключен в тех же глубинах человеческого духа, что вера и любовь к жизни; цель его, пусть и не всегда осознанная художниками, — красотой и гармонией облегчить жизнь и познать бытие… Искусство неодолимо, оно борется за свободу и справедливость, за человеческое достоинство — словом, за усовершенствование жизни человеческой»[5].

В творчестве Гоголя Матавуль видел вершину социальной сатиры, называл идеальными пути, по которым шли Белинский, Тургенев, Некрасов, Добролюбов, Толстой. Отмечал он и великую роль, принадлежащую русской литературе в раскрепощении крестьян.

Матавуль резко выступал против теории «искусства для искусства»; всю свою жизнь он был верен заповедям общественного служения искусства. В статье, озаглавленной «Враги искусства» (1895), писатель сурово осуждал «тех писателей, кто думает, что суть искусства — в его форме, что красота фразы, строй строфы, оригинальность изображения» гораздо важнее дела воспитания человека.

«Писателям-формалистам, — отмечал Матавуль, — решительно все равно, возвеличивают ли они в стихах свободу или тиранию. Главное, утверждают они, чтобы стихи были гладкими!»

В 1891 году Матавуль опубликовал статью «Мысли Ивана Гончарова о художественной литературе», где изложил, творчески с ними солидаризируясь, основные принципы реализма, высказанные И. А. Гончаровым в известной статье «Лучше поздно, чем никогда».

Эстетическая мысль Матавуля развивалась неровно, порой путано. Совсем не понял писатель теоретического наследия Чернышевского, отождествляя его с воззрениями Писарева; несправедливы некоторые его суждения о Чехове и Горьком. Но, несмотря на все ошибки и заблуждения, писатель оставался верен лучшим реалистическим и демократическим традициям русской и мировой литературы.

В маленькой, отсталой в то время Сербии Матавуль писал:

«Мы уже предвидим зарю лучшего дня и слышим Гюго и Толстого, которые обращаются и к людям утонченного вкуса, и к горемычной бедноте, которая только поднимает голову к свету и надежде».

II

Матавуль начал как поэт и очеркист. Работа над очерком «Наши нищие» (1881) послужила своеобразной подготовкой писателя к художественной прозе. Матавуль как бы заготавливал впрок сюжеты, образы, типы, оттачивал свой гибкий и выразительный язык. Первый роман Матавуля — «Ускок» (1891), в свою очередь, близок к очерку, столько в нем списанных с натуры чисто этнографических зарисовок и бытовых картин из жизни Черногории. Фольклорная основа «Ускока», сюжет которого еще опирается в значительной мере на народные легенды и поверья, отражает романтическое начало художественного миросозерцания Матавуля.

Произведения Симо Матавуля — это энциклопедия народной жизни: ее традиций, обычаев, обрядов и суеверий. Романтические мотивы творчества Матавуля уходят корнями своими в народную толщу, отражают характер, обстоятельства и условия жизни народа, исторически сложившиеся на его родине. Своеобразный ключ к пониманию этой особенности его писательской палитры дает художник на первых страницах своих «Записок».