Последние узы смерти

Издали Копье Интарры представлялось невероятно стройным. Казалось, башня слишком тонка, чтобы удержать свою высоту. Казалось, эту иглу переломит и дуновение ветерка, разобьет коснувшееся ее облачко. Но изнутри поднявшемуся над людскими этажами открывалась истинная ширина строения. Сильный человек мог бы добросить камень от лестницы посередине до прозрачной стены, но и то было не просто. После привычной людям тесноты первых этажей размер пустотелой колонны внушал трепет. Вьющаяся посреди лестница выглядела хрупкой – дерзкая и обреченная попытка одолеть неодолимое.

Каден насчитал тысячу ступеней и остановился на площадке, выравнивая дыхание. Этот подъем был не опаснее иных склонов в Костистых горах, не труднее Вороньего Круга, по которому он раза два или три взбегал по первому снегу, но, как напомнил ему Амут, Каден уже не был послушником хин. За год в Рассветном дворце мышцы ног обмякли, на ребрах нарос жирок. Теперь от усилия сердце у него колотилось в грудную клетку, досадуя на свою немощь.

Опершись на деревянные перила, Каден заглянул вниз. В воздухе кружили ласточки – сотни ласточек, гнездившихся среди опор, прорезали пустоту Копья, их темные силуэты ныряли и взмывали вверх в плотном сиянии. Каден поднял голову. Над ним, в нескольких сотнях шагов, ширину башни перехватывала еще одна созданная человеком площадка – стальная, с опорой на огромные железные и деревянные арки от стены к стене. Стеклянные стены не поддавались ни резцу, ни бураву, но Копье, как все знакомые Кадену утесы, обладало своими природными чертами: мелкими желобками и уступами, большими и малыми неровностями, как бы выточенными ветрами и дождями. Хотя в Копье не бывало ни ветра, ни дождей.

Что бы ни породило эти неровности, строители воспользовались ими, чтобы устроить внутри башни еще один этаж на двух третях высоты до вершины – единственную площадку на сводчатых арках. Каден подобрался уже достаточно близко, чтобы разглядеть свисающие с нее ящики – стальные клетки приговоренных, уродливые кулоны на толстых цепях. Он замедлил биение сердца, направил побольше крови в дрожащие ноги и стал подниматься дальше.

Еще сотня шагов, и лестница ввинтилась в металлическую оболочку, как штопор в горлышко стальной бутылки. Архитектор темницы Фрайн Первый обил деревянные опоры лестницы огромными стальными пластинами – каждая больше днища телеги, – отрезав от нее свет и лишив предполагаемого спасителя возможности перебросить заключенному веревку. Или сосуд с ядом.

Здесь Каден задержался – его одежда пропиталась потом, легкие тяжело раздувались, глаза еще не приспособились к наступившей внезапно темноте. Он передохнул и полез дальше, заставляя дрожащие ноги одолеть последние триста ступеней одним жестоким рывком. В чернильном мраке лестничного колодца он не мог судить, далеко ли еще до уровня тюрьмы. Вот под ногами ступени и под руками перила, а вот он выскакивает на освещенную площадку. Лестница вилась дальше, сквозь тюрьму, в такое же неизмеримо огромное пространство, выводя в конце концов на вершину. Каден уже забыл о подъеме, повернувшись к двум вооруженным стражникам – не эдолийцам, а надзирателям, – застывшим по сторонам стальной, с тяжелыми петлями двери.

– Первый оратор… – Ближайший из этих двоих низко поклонился.

Каден кивнул в ответ, глядя мимо стражника на закрытую дверь. Как видно, Амут не ошибался: нападавшие, кто бы они ни были, не сделали попытки пробиться в тюрьму.

– Добро пожаловать, – приветствовал охранник, отворачиваясь от Кадена к двери.

Створка на хорошо смазанных петлях открылась бесшумно.

Он поднимался долго, между тем приемная камера с тем же успехом могла располагаться под землей, в подвалах приземистой каменной крепости. Будь здесь потолочные люки, они пропускали бы много света, но Фрайн не допустил лишних отверстий в конструкции своей тюрьмы. Свет давали только подвесные лампы. Когда за спиной со стуком закрылась дверь, Каден остановился, оглядывая помещение и высматривая в нем перемены и странности. Под лампами склонялись над выстроенными в ряд столами полдюжины клерков. Шорох их перьев прерывался легким звоном, когда писцы обмакивали перо в чернильницу и стряхивали излишек, постукивая по стеклянной крышечке. Каден глубоко вздохнул и повел плечами. Здесь тоже все было спокойно.

Честно говоря, только вездесущая сталь – стальные стены, потолок, шершавый пол, три двери – отличала комнату от обычной министерской канцелярии. Сталь и еще то, что человек, сидящий у дальней двери – за таким же столом, как все, – был в полном доспехе.

При виде Кадена он поспешно вскочил и поклонился:

– Вы оказываете нам честь, первый оратор. Второй визит за месяц, если не ошибаюсь.

– Капитан Симит, – медленно отозвался Каден, вглядываясь в стражника.