Эта отвлеченнейшая диалектика одного и иного ни в каком случае не может пониматься только схематически. Прокл отождествляет платоновскую философию с его учением о божестве, используя мистериальную терминологию, принятую у посвященных в элевсинские таинства. А именно: он именует учение Платона о божественном бытии эпоптией ("умосозерцанием"), которую неоплатоники явили миру в своих толкованиях и комментариях платоновского текста. При этом Прокл перечисляет своих предшественников в неоплатонической традиции, указывая на Плотина, Амелия, Порфирия, Ямвлиха, Феодора Асинского, своего учителя Сириана, то есть на тех, кто интерпретировал гипотезы Парменида и создал свое понимание структуры этих гипотез (Plat, theol. I 1, p. 6, 16 - 7, 8 Saffr. - Wester.). Без указания этих имен и чисто анонимно соответствующие интерпретации гипотез "Парменида" и приводятся в указанном у нас тексте из комментария Прокла к "Пармениду". По Проклу, оказывается, что если платоновская теология есть мистериальная эпоптия, то диалог "Парменид" - самый эпоптичный из всех его сочинений (там же, I 10, р. 44,6), а это означает, что весь неоплатонизм в лице своих главных представителей, перечисленных Проклом, вышел из платоновского "Парменида" и интерпретации его восьми гипотез. Все эти неоплатонические типы толкования гипотез "Парменида" перечислены Проклом в указанном у нас выше тексте из его комментария к "Пармениду", но без указания авторов этих интерпретаций.
То, что Плотин если не систематически, то во всяком случае спорадически использовал платоновскую теорию гипотез, об этом нам уже приходилось говорить в своем месте (ИАЭ VI 266-271). Теперь оказывается, что и все главнейшие представители неоплатонизма так или иначе связывали свою философию с тем или иным толкованием восьми гипотез "Парменида". Толкования эти были не только самые разнообразные, но часто даже и просто не сходные, включая принципиально противоречивые позиции. О каждом из этих неоплатоников у нас будет идти речь в своем месте. Сейчас же нам предстоит сказать об Амелии. Между прочим, этот Амелий еще не решился прибавить к восьми платоновским гипотезам особую, девятую гипотезу, которая водворится в неоплатонизме начиная с Порфирия (ниже, с. 34).
б) В качестве первой гипотезы Амелий выставляет общее неоплатоническое учение об абсолютном одном. Это сопоставление совершенно безупречно, и такая безупречность остается и у последующих неоплатоников.
Вторую платоновскую гипотезу Амелий понимает как неоплатонический ум, или интеллект, "ум и мыслительная ипостась", то есть то, что является вторым членом общей неоплатонической триады. Это тоже понятно, поскольку вторая гипотеза Платона гласит именно об одном сущем, то есть об одном оформленном, категориально означенном и потому структурном; а это и есть неоплатонический ум. И здесь тоже, как мы увидим ниже, все неоплатоники согласны между собой.
в) Иначе обстоит дело с третьей и четвертой гипотезами. У Амелия третья гипотеза - это просто душа, то есть третий член неоплатонической триады, причем здесь имеются в виду души разумные (logicai), то есть пребывающие еще в недрах ума. За этим следует четвертая гипотеза - души неразумные.
Но у Порфирия души никак не подразделяются, а душа целиком отнесена только к третьей гипотезе, в то время как четвертая гипотеза касается уже не душ, но упорядоченных тел. Что же касается Ямвлиха (ниже, с. 149-150), то третья гипотеза у него относится и не к разумной душе, и не к душе в целом, а являет собою переход от чистого ума к душе и представлена в виде высших существ (ангелов, демонов и героев). Разумные души у Ямвлиха отнесены уже к четвертой гипотезе, а для низших душ, соответствующих душам неразумным, отведена у него пятая гипотеза.
Таким образом, в интерпретации третьей и четвертой гипотез у неоплатоников наблюдается определенного рода разнобой. Но интересующий нас сейчас Амелий в своем изображении третьей и четвертой гипотез во всяком случае следует общей неоплатонической триаде и производит только разделение душ на разумные и неразумные. Так же и у Плутарха Афинского (ниже, II 5) третья гипотеза - это тоже душа, причем у этого автора резкое расхождение с Амелием в интерпретации четвертой гипотезы, которая трактуется у него как эйдосы материи. У Сириана (ниже, II 10) и Прокла (ниже, II 111) третья гипотеза так или иначе все-таки прямо связана с ипостасью души, поскольку Прокл обращает внимание на многообразие отдельных душ, а Сириан подчеркивает здесь эманацию отдельных душ из целостной божественной души. Но в интерпретации четвертой гипотезы Сириан, сходясь с Плутархом и Проклом, резко расходится с Амелием и Ямвлихом.
Таким образом, интерпретация первой и второй гипотез Платона дается у всех неоплатоников почти единообразно. Третья и четвертая гипотезы у них в общем связаны с душой, кроме Плутарха Афинского, у которого четвертая гипотеза связывается с материальными эйдосами.