Последние ворота Тьмы

Панели громадной двери раздвинулись. Олько, Нэйит и остальные вошли в просторную комнату с гладкими базальтовыми стенами. Когда вход закрылся, юноша с облегчением перевел дух: у них — у него, по крайней мере — не было никаких прав здесь находиться, и он боялся даже представить, чего Нэйит стоило добыть им билеты в Макалан.

— Вам лучше не касаться стен, — предупредил стюард, открыв стальную крышку возле двери и щелкнув выключателем.

Послышался приглушенный гул работающей гидравлики. Двери и потолок неожиданно поползли вверх, а пол, напротив, вниз, опускаясь в просторную шахту; Олько с удивлением понял, что комната оказалась ни чем иным, как огромным лифтом.

Они спустились на три этажа. Потом стальные двери на дне шахты открылись; из большого помещения холла они вышли в длинный коридор. Совершенно пустой, он упирался в громадные глухие ворота со странным символом — стрелой, пронзившей два диска. Как только пассажиры приблизились к ним, ворота сами медленно разошлись в стороны, словно створы шлюза, выводя в просторную галерею перрона. Раздвинулись ещё одни двери и — на сей раз в белом свете — открылась внутренность большого вагона. К удивлению Олько, это была просторная светлая комната, почти пустая и застеленная светлым, пушистым ковром. Вдоль её стен стояли сплошные диваны, обитые роскошной красной кожей. Сами стены и потолок были из панелей черного стекла и ярко-белые прямоугольники ламп в нем смотрелись тревожно.

Поезд не имел колес: он парил на подушке силового поля и, входя в него, Олько нагнулся, погладив этот синеватый туман: теплая, упругая масса, совершенно неосязаемая, как воздух, и неподатливая, прогибалась, но под этой упругостью таилась несокрушимая, гранитная твердость. У юноши закружилась голова — одно дело читать о феномене силового поля, совсем другое — касаться его.

Кроме них здесь было всего восемь или десять человек, молчаливых и сосредоточенных. Никто не сказал им ни слова, даже толком не взглянул на них и Олько вздохнул с облегчением, плюхнувшись на удобнейший диван. Нэйит села рядом с ним. Они не говорили, посматривая в проем открытой двери, в коридор. Оттуда доносились голоса и лязг металла. Олько чувствовал странное, неопределенное волнение — он знал, что сейчас покинет родной мир, однако не верил в это.

Без малейшего предупреждения массивные стальные панели с шипением сошлись и уже через несколько секунд юноша ощутил, что они движутся — скользят по наклонной плоскости вниз. У него закружилась голова, но ничего больше он не чувствовал.

Путешествие оказалось весьма долгим. Слабый равномерный гул и странные мягкие покачивания, характерные для поездов на силовой подушке, навевали сон. За окнами была лишь беспросветная, призрачно фосфоресцирующая тьма — и смотреть в этот абсолютный, без единого проблеска света, мрак было страшновато.

Доносившийся снаружи мощный шум воздуха давал ему представление о их скорости и качание стремительно скользящего вагона он ощущал теперь особенно остро.

Место, в котором они сейчас находились, не принадлежало, собственно, ни одной из планет — это было их отражение, их тень, но не одной из них, а всех вместе — кольцевой туннель Хансена, вообще-то вполне обычный, только снабженный силовыми кольцами и экранированный гигантскими блоками идемита. Взаимодействуя с вариатором вероятности, они создавали в нем состояние неопределенности; в результате кружащийся здесь состав мог оказаться в другом таком туннеле, на планете отдаленной звезды. Но, раз процесс носил вероятностный характер, как распад радиоактивных ядер, его ход нельзя было предсказать: только период полуперехода, в течение которого у них было пятьдесят процентов шансов попасть в иной мир. Для Макалана он составлял всего пару часов, — но иногда проходили и сутки. Попасть в более отдаленные миры было ещё сложнее: здесь требовались годы и даже десятки лет ожидания, так что куда быстрее и удобнее было путешествовать, последовательно переходя из одного мира в другой. Вообще-то это система была, пожалуй, слишком сложной, — но у неё, как знал теперь Олько, было одно несомненное достоинство: те призрачные сущности, которые выходили из зеркала и вселялись в людей, даже в их телах не могли пережить подобного перехода.