– Джуни? – окликаю я. Она поднимает глаза и улыбается. – Пойдем со мной на кухню. – Она быстро встает. Как просто вернуться в то состояние – мы вдвоем против всех. Замечаю взгляд Эшлинг. Ревнует, но пытается это скрыть.
– Все секретничаете? – говорит Эшлинг, стараясь придать голосу непринужденный шутливый тон. Чувствую, что Себастьян не сводит с Джун глаз, я чувствую это, словно ее кожа – моя. И впервые в жизни не говорю ей о том, что увидела.
Глава 31
– Мне жаль, что он оказался таким дерьмом, – говорит мне Делия на кухне. А когда замечает мой озадаченный вид, хохочет – своим звонким заразительным смехом, слыша который я всегда гордилась тем, что сделала, даже если всего лишь стояла столбом и ничегошеньки не понимала.
– Ну что, выходит, проехали? – продолжает она. – Бедный Шницель, как быстро его забыли!
Тогда я понимаю, что речь о Райане, хотя Делия называла его так давным-давно, когда он для меня еще ничего не значил, а она была всем. Она окрестила его Шницелем, и прозвище это к нему пристало, ведь я еще не знала Райана, а оно пристало, и так мы его между собой и называли, когда
Хочу убедить себя, что забыла про Райана, потому что все это сейчас значит для меня намного больше, чем он значил когда бы то ни было. Но на каком-то уровне уже далеко запрятала все мысли о нем. У меня есть такая способность – не замечать неприятные вещи, хотя бы какое-то время… Впрочем, можно ли это считать способностью?
– Скатертью дорожка, Шницель! – говорю я, сделав над собой усилие. Стараюсь, чтобы тон у меня был такой же непринужденный, как у Делии. Но сейчас, когда мы разговариваем о нем, в груди что-то поднимается и душит меня. Черт бы тебя побрал, Райан.
Она наклоняется и берет мое лицо в свои ладони, так нежно.
– Давно надо было сказать тебе, какое он на самом деле дерьмо.
Думаю о Райане, которого, как я полагала, хорошо знала, а еще о том, что постоянно чувствовала – все так ненадежно и хрупко, – но в то же время считала: дело только во мне и в моей семье. И такие мысли казались даже утешительными: ведь можно было не воспринимать серьезно свои опасения. А зря.
– Почему ты мне не сказала? Почему не… – умолкаю и качаю головой. Знаю ответ. Я не заслужила это знать.
– Когда поняла, что ухожу и это мой последний шанс, то попыталась тебе сказать.
Я киваю.
Испытываю одновременно стыд и благодарность. Потом думаю о Райане и его красивом лице. О том, что чувствовала, когда он меня обнимает. И внезапно с болью понимаю: а может, всего, что у меня с ним было, на самом деле и не существовало вовсе. Поднимаю глаза на Делию. Она пристально смотрит на меня, и ее прекрасные глаза сияют.
– Он не стоит этого, – говорит она и осторожно приподнимает уголки моих губ большими пальцами. – Не переживай из-за этого куска фарша.
Но меня что-то гложет. И слова выскакивают против моей воли:
– А в ту ночь… у него дома, когда мы играли в эту дурацкую игру, и все такое… – Я качаю головой. Как могу спрашивать об этом после всего, что случилось? Все это было тысячу лет назад, как будто в сказке не про нас. – Извини. Не будем об этом.
– Нет, все в порядке. Ты хочешь знать, что было, когда ты вышла из гостиной.
Молча киваю. Сколько раз я думала об этом, представляла себе ночами, хотя и не хотела этого. Иногда скучала по ней, иногда по нему. Думала об этом, потому что
В глазах Делии вижу что-то такое, чего еще никогда не видела.
– А было вот что. – Она смотрит на меня, нет, этого быть не может, смотрит так, словно напугана. Снова берет мое лицо в свои ладони – такие теплые, мягкие и нежные. Мне кажется, я чувствую ее пульс, а может, это мой? В полутемной кухне зрачки ее глаз кажутся огромными. Потом она придвигается ко мне, чтобы рассказать, что тогда произошло, что сделал Райан, что она сделала в ответ.
Но вместо этого Делия прижимает свои губы к моим.
Такого еще никогда не случалось. Или происходило миллион раз с тех пор, как мы встретились. Нет, это впервые. И она держит меня, наши губы соприкасаются, и у нее они такие теплые и мягкие. Наши сердца стучат, не могу понять, где чье, ее ладони на моем лице, ее губы на моих губах, ее сердце у меня в груди.
– Я тогда была Райаном, – тихо говорит она. – А ты была мной. – Она отстраняется. – Вот видишь, – ее глаза не отпускают мои, – ничего особенного.
Не могу говорить, не могу двигаться. И тогда она чуть заметно улыбается, а потом все лицо ее расцветает улыбкой. Она снова наклоняется ко мне, чмокает в щеку и шепчет:
– Правда, Джуни, ничего особенного.
Потом поворачивается и не спеша идет в гостиную. А я стою на ватных ногах, сердце бухает в ребра, и лишь через несколько минут снова могу дышать и двигаться.